Сирокко сжала губы и с усилием отвела взгляд. Цикута была дома, Апатит на полях. Сейчас ей никто не помешает.
— А тебя-то дома ждут? — процедила она, поворачиваясь к обидчице. — Ведь ты никогда туда не спешишь.
Эхеверия дернулась, словно её ударили. Её красивое лицо исказилось, но девочка быстро вернула самообладание и привычный высокомерный вид. Дёрнув копной медно-коричневых волос, она криво усмехнулась и повернулась к Сирокко.
— Ты глупая, — процедила она. — Я в Зеленеющих Холмах родная. У меня много друзей и родных, а у тебя никого нет, так что даже не сравнивай нас.
Сирокко вспыхнула и быстро подошла к обидчице вплотную. Она сузила глаза, как довольный кот, и нежно пропела:
— Из нас двоих только ты любишь тех, кто не любит тебя.
От изумления и обиды Эхеверия приоткрыла рот, а её брови взметнулись кверху. В следующий миг она бросилась на Сирокко и повалила её на землю.
— Да как ты смеешь?! — вопила она. — Ты здесь просто подкидыш, никому не нужна! Как ты смеешь равнять себя со мной?!
Сирокко выдохнула сквозь сжатые зубы, терпя острую боль от впившихся в мягкую кожу камешков, и молча дернула противницу за волосы, оттаскивая её в сторону. Пока Эхеверия в истерике пыталась дотянуться до обидчицы, Сирокко держала её на расстоянии вытянутой руки. У нее не было шанса победить в драке, но зато она имела все возможности подождать, пока Эхеверия сама успокоится.
Истерика мешала последней найти выход из неприятной ситуации, в которую сама себя загнала. В то же время Сирокко, сохранившая холодность рассудка, с лёгкостью отмахнулась от Эхеверии, как от надоедливого котёнка. Эта мысль проскользнула в голове девочки быстро, не задерживаясь, но она вдруг осознала: чем меньше чувств к ситуации проявляешь, тем проще найти из неё выход.
В это время Эхеверия, перемывавшая в состоянии, близком к яростному отчаянию, усилила натиск и в какой-то момент смогла вывернуться из рук Сирокко. Она вновь с воплями набросилась на противницу, однако Хамсин, решивший принять участие в драке, ловко оттащил её от сестры.
— Приди в себя! — прикрикнул он, встряхивая противницу. — И убирайся. Ты одна, а нас двое.
Изумрудные глаза Эхеверии постепенно приняли осознанное выражение, и та дернулась в сторону. Хамсин отпустил её, и она попятилась туда, откуда пришла. Потом, развернувшись, побежала.
Сирокко неторопливо поднялась с пыльной земли и отряхнулась. Она никогда не была против доброй драки, и теперь дала волю клокотавшей внутри ярости.
— Тебе нужно привести себя в порядок, — Хамсин окинул сестру скептическим взглядом прозрачно-желтых глаз. — Иначе мама сразу поймёт, что ты подралась.
— Пойдём на реку, — подумав, предложила Сирокко. — Нужно будет обработать царапины.
Стараясь как можно скорее уйти с места драки, брат и сестра почти бегом устремились к лесу: по его краю извивалась прозрачная лента небольшой реки, похожей на ручей. Там Сирокко расслабленно опустилась на берег и прикрыла глаза. Вокруг шелестели деревья, их переменчивые тени прыгали по мягкой молодой траве, которая приятно охлаждала разгоряченные ладони. Ветер ласкал лицо, принося с собой приторный запах каких-то ягод. Тихий плеск воды, струившейся по каменистому дну, укачивал.
Хамсин опустился на зелёный ковёр из трав рядом с сестрой и взял в руки её ладонь. Скептически осмотрев потемневшие от пыли царапины, он раздраженно цокнул и отвернулся.
— Будь внимательнее, — процедил он. — Я уже не знаю, как тебя выгораживать. Если мама узнает хотя бы половину из того, чем ты занимаешься в свободное время, то попадёт одинаково и тебе, и мне.
Помимо того, что обычно Сирокко уходила на прогулках дальше позволенного, активно взаимодействовала с ветром, танцевала, не избегала драк и грубила всем сверстникам. Также совершенно не слушала родителей: во время наставлений во всем с ними соглашалась, однако все равно поступала так, как хотела.
Сирокко вздохнула, подобралась ближе к реке и окунула руки в прохладную воду. Потом быстро очистила царапины от грязи и поднялась на ноги. Она все ещё была зла и желала мести, поэтому в голове быстро созрел план.
— Идём, — деловито позвала она. — Я придумала новое развлечение.
Хамсин улыбнулся и подошёл к сестре, попутно поправляя сбившиеся в сторону жесткие пшеничные волосы. Её планы, полные хитрых уловок, всегда поднимали ему настроение. Он не стал спрашивать, что она собирается сделать — это было не нужно, а неизвестность усиливала азарт. Хамсин молча последовал за сестрой, которая уверенно углублялась в деревню. Было нетрудно догадаться, что Сирокко направляется к дому Эхеверии; Хамсин знал, что сестра так просто не простит её.
Сирокко уверенно шла по улице, приняв беспечный вид, только её желтые глаза светились молчаливой злобой. За поворотом показался небольшой перекошенный дом Эхеверии — такой же, как и все остальные в Зеленеющих Холмах. Хамсин медленно приблизился к дому и заглянул в распахнутое окно; Сирокко пошла следом за братом и изучающе осмотрела комнату.
Обстановка была более, чем бедной: грубо сколоченная из досок кровать стояла в дальнем от окна углу, невысокий стол, явно кривой, был завален грудой камней, опилок и сухой листвы. На широкий большой стул, стоявший возле стола, была навалена гора потемневшей от времени и пыли одежды.
— Почему ты опять не убрала за сестрой? — из глубины дома до Сирокко донёсся крик матери Эхеверии. — Сколько можно бездельничать?!
— Я не бездельничала! — обиженно процедила девочка. — Я же тебе сказала, что у меня болит нога! Эта идиотка оставила мне синяк.
— Ты сама виновата! — Сирокко вздрогнула и резко опустилась вниз: дверь в комнату открылась.
— Конечно, — совсем рядом раздался тихий голос Эхеверии. Он был уставшим и испуганным, немного раздражённым — словом, кардинально отличался от сложившегося представления о его обладательнице.
Тем временем Сирокко мстительно улыбнулась. Она плавно провела пальцами по воздуху, словно перебирала невидимые струны; ветер закружился вокруг неё быстрее, подхватывая с земли мелкие желтые песчинки. Вскоре целое песчаное облако, ещё раз обернувшись вокруг Сирокко, влетело в открытое окно: прямо на голову ничего не подозревающей Эхеверии. Короткий визг, грохот и возня в комнате стали лучшей наградой Сирокко. Повернувшись к брату, она с чувством выполненного долга направилась в сторону дома.
* * *
Вечером Сирокко скучающе смотрела на стремительно темнеющее небо. Ветер вновь звал её за собой, пел свою старинную песню и кружился вокруг. Но сейчас она не прислушивалась — лишь думала о словах Эхеверии. Неужели она и вправду всегда будет одинока? Сирокко не питала ложных надежд на светлое будущее, в котором они с Хамсином всегда будут рядом. Глупо было бы надеяться, что люди ветра смогут жить вместе достаточно долгое время.
— Поешь, Сирокко, — Цикута подошла к дочери и внимательно посмотрела на неё. — Все в порядке?
— Мне грустно, — сообщила она, не отрываясь от созерцания неба.
— Хочешь, расскажу тебе сказку? — с улыбкой спросила мать.
Сирокко кивнула, не раздумывая, и забралась на высокую лавку рядом с обеденным столом. Мама поставила напротив неё тарелку с дымящимся супом и сама села напротив.
— Далеко-далеко, в одной очень древней стране жили ледяные чудовища, — загадочным голосом заговорила она. — Этой страной правили четыре могущественных царя, чьи сила и могущество несопоставимы с любым другим царем. Они правили мудро и справедливо. Люди почитали их и боялись, приносили им свои дары. Правители были умны и непокорны, множили богатство своей страны. У них не было чувств, поэтому раздоры за власть обошли их стороной. Ими руководил лишь рассудок, и это сделало их страну великим краем. Ледяные чудовища жили в мире и согласии много сотен лет, но однажды один смельчак нашёл ветхую книгу, в которой прочитал то, что нельзя было читать. Его ледяное сердце начало медленно биться, и скоро оно перестало быть ледяным. Жар, передавшийся ему от книги, растопил ледяную броню чудовища, а внутри он оказался обычным человеком. Ледяная пелена спала с его глаз, и он увидел всю холодность, всю бесчувственность мира. Ему стало это противно, и он захотел разморозить других ледяных чудовищ. Но цари, которые узнали об этом смельчаке, бросили его в тюрьму, а книгу заковали в ледяные цепи. Много лет прошло с тех пор, и никто больше не слышал об этой стране. Кто-то говорит, что смельчак уничтожил её, кто-то считает, что цари отгородились от всего мира толстой ледяной стеной.