Район Дмитровск-Орловского оборонялся 72-й пехотной дивизией. У нас с этим гитлеровским соединением были особые счеты. Мы встречались с ним в Крыму осенью сорок первого. С удовлетворением думал: "Вот оно, время расплаты!.."
В обороне врага имелась широко развернутая сеть траншей с пулеметными гнездами и дзотами. Перед проволочными заграждениями и позади них сплошные минные поля. На лесных дорогах завалы и противотанковые рвы.
Генерал Иванов нанес последовательно наращиваемый удар двумя дивизиями. 149-я под командованием полковника Н. А. Орлова начала 7 августа бой на правом фланге. Артподготовка, хорошо организованная и проведенная под руководством опытного артиллериста полковника А. С. Колосова, дымовая завеса - и бойцы ворвались в первую траншею. Тотчас комкор двинул слева 37-ю гвардейскую и танковый полк подполковника П. П. Тезикова. Они прорвали оборону на глубину 5 - 6 километров, закрепились на высотах, отбивая до темноты контратаки. Ночью смелый маневр. С левого фланга корпусного участка обороны была снята 246-я дивизия. Здесь, на 12-километровом фронте, осталось по батальону от полка, остальные части комдив М. Г. Федосенко быстро вывел в новый район и пошел в обход Дмитровск-Орловского узла сопротивления, отрезав немцам пути отступления на Комаричи.
Спасая свои части от окружения, противник с исключительным ожесточением контратаковал подошедшими свежими резервами из глубины. Кто служил в 149-й дивизии, помнит Вертякино. Сотня "юнкерсов" с воем бомбила наши боевые порядки. Танки и самоходки поддерживали вражескую пехоту. Трое суток упорных боев. Полк Сущева первый ворвался на южную окраину Дмитровск-Орловского. Почти одновременно северо-восточную окраину атаковали гвардейцы с танкистами. С наблюдательного пункта комкора, выдвинутого к самому городу, мы с полковником Лактионовым, исполнявшим должность командующего бронетанковыми войсками армии, следили за ходом уличного боя. Проломив забор, на улицу вырвалась "тридцатьчетверка". Лактионов сказал:
- Это Володя Кручинны... Я его знаю. Он им даст перцу...
Стреляя на ходу по каменным подвалам, танк мчался по улице. И вдруг из него вырвался огонь. Сноп пламени и черный дым.
- Вывести восемнадцатую машину из боя! - крикнул радисту Лактионов. Покинуть танк. Отползти к пехоте!
Т-34 развернулся в направлении вражеской батареи и прибавил скорость.
- Восемнадцатый, выходи из боя! - снова крикнул полковник. - Ты слышишь меня, Кручинин?
- Мы еще можем вести бой, - продублировал радист ответ.
Танк уже был на огневых позициях орудий, замаскированных в развалинах. Разворачивался вправо, влево, бил из пушки, давил гусеницами. Наконец остановился. Вся машина была объята пламенем.
После войны установилась у меня переписка с отцом и матерью героя-танкиста, отдавшего жизнь в яростной борьбе с врагом. Надежда Михайловна и Павел Константинович Кручинины каждый год 9 мая ездят на могилу сына. Они видят и знают, что подвиг их сына не забыт.
Весь день шел бой за Дмитровск-Орловский. К утру 12 августа город полностью был в наших руках. Войска армия продвинулись на 15 километров, освободили около 20 населенных пунктов. Противник потерял до 5 тысяч убитыми и ранеными.
Рокоссовский высоко оценил начало боевой деятельности 18-го стрелкового корпуса. Он мне говорил:
- Разберете с людьми операцию. Пока есть время, тренируйте корпусные штабы. Организация молодая, а впереди трудные дела. Наступательные возможности немцы после Курска исчерпали. Теперь они не кричат: "Зима ваша, лето наше..." - но в обороне они еще себя покажут.
Некоторым временем мы располагали: правофланговые армии в ходе контрнаступления продвинулись на 50 - 100 километров, выровняли фронт с 65-й и получили оперативную паузу для перегруппировки, смены частей и пополнения запасов.
В другом нашем, 27-м, корпусе частных операций провести не удалось, но и здесь люди напряженно готовились к будущим боям. Корпус стоял на левом фланге армии, занимая почти весь участок обороны по реке Сев. В него входили 60-я, 193-я дивизии и 115-я стрелковая бригада, усиленные 255-м танковым полком подполковника В. И. Мухина. Комкором назначен генерал-майор Филипп Михайлович Черокманов, о котором я уже упоминал. Он с головой ушел в боевую подготовку войск. Из каждой дивизии на день-два выводилось по полку в тыл, где они практически обучались форсировать водные преграды. Там же саперы строили лодки и паромы. Чувствовалось, что корпус в надежных, заботливых руках. Одна беда была у комкора - несработанность со штабом, который Черокманов в порыве раздражения именовал "канцелярией". Отчасти сказывался пережиток настроений первого периода войны, отчасти же дело было в личностях. Притираются друг к другу не должности, а живые характеры, творческие индивидуальности. Генерал Черокманов - человек весьма сильной воли, порою резкий в выражениях, с быстрой военной мыслью, да к тому же сам приличный оператор. Нужно было дать в его штаб офицера по плечу. Нашли такого товарища - отобрали начальника штаба у И. А. Кузовкова и послали в 27-й корпус. В прошлом полковник Георгий Александрович Еремин был строевым командиром, что в данном случае имело свое значение. "Такого комкор не подомнет, - говорил Радецкий, просматривая приказ о назначении Еремина. - Они под стать друг другу. Сломают копья и будут жить дружно".
Николай Антонович не ошибся. Он умел разбираться в людях. Правда, рассказывали, что первая встреча была бурной. Командир корпуса попытался прижать "варяга". Начальник штаба, помня напутствие: "За словом в карман не лезь, и все будет в порядке!" - отстоял свои позиции. Дня через два Ф. М. Черокманов докладывал по телефону:
- Спасибо, товарищ командующий, за начальника штаба. Знает дело. Только вот... колюч как еж!
- Вот и держитесь за него. Он у вас будет учиться, а вы у него, - ответил я.
С тех пор в управлении корпуса установилась дружба. Коллектив офицеров работал слаженно, а это - главное. Если нет спаянного творческого коллектива, то командир, будь он очень одарен, не достигнет победы или же достигнет ее дорогой ценой.
В характеристике командира 27-го корпуса хотелось бы подчеркнуть, что это был человек большой партийной души. Ее нужно было увидеть за внешней жесткостью натуры. Русские люди не привычны выставлять свои чувства напоказ, и лишь особые обстоятельства как бы приподымают завесу. Однажды, уже при наступлении к Днепру, генерал Черокманов приехал на армейский командный пункт с наградным листом на Козлова Николая Филипповича. Генерал был взволнован, и его волнение передавалось собеседникам. Он нашел человека, который два года назад спас ему жизнь, укрепил нравственные силы в самые отчаянные дни.
- То, что было, не забудется. И горечь отступления не забудется... и великая вера народа в свою армию не забудется!
Тогда, на реке Остер, стоял такой же знойный август. Под Шумячами поредевшие в боях части черокмановской дивизии бились с немецкими танками. Многие приняли смерть. Уже офицеры как рядовые стояли в окопах, стреляли и бросали гранаты. Отходили в лес. Раненого комдива пыталась захватить группа вражеских автоматчиков. Он отстреливался из нагана, снова был ранен, но сумел уползти в чащу леса. Ночью добрался до колхоза "Красный Крым". Там его приютил старый колхозник Н. Ф. Козлов. Месяц он выхаживал раненого командира. Немцы не раз обыскивали дома. Старик прятал полковника то в погребе, то на сеновале, то в огороде.
- ...Когда поправился и уходил к своим, старик дал мне два партийных билета на имя Ступина и Шишкина. Отдай, говорит, партии, я этих людей честно похоронил. Вот ведь какой старик!
- А теперь-то вы его видели?
- Был у него в деревне. Жив... Обнялись... Этого не расскажешь.
Военный совет 65-й армии наградил Николая Филипповича Козлова орденом Красной Звезды. Пусть имя этого колхозника сохранится рядом с именами наших прославленных героев, еще раз напоминая о единстве народа и его Вооруженных Сил.