— Это не об твои очки я размазал пару яиц? — уточнил он.
— Польщена, что вспомнил. Я споткнулась об урну и порезала руку о битое стекло.
— Да ладно тебе. Нас ведь наказали. Мы не ходили в школу шесть недель.
— Очень смешно. Тогда были шестинедельные каникулы.
Он потеребил девчонку-пресвитерианку впереди меня и спросил, чему посвящена ее будущая речь.
— Профессиям, которым учат в университетах. — Она игриво улыбнулась, а потом снова отвернулась.
— Классный выбор, — сказал он, глядя на меня и строя рожицу ее спине.
Кое-кто подготовил речь о снижении государственного финансирования школ, кое-кто — о профессиях. Популярны были проблемы охраны окружающей среды и бездомных.
Я решила говорить о сексуальном просвещении в наших школах в связи с проблемой СПИДа. Как-то раз мне уже довелось делать доклад по этой теме на конкурсе по ораторскому мастерству, и я выиграла, поэтому знала, что не ударю в грязь лицом.
Я говорила пять минут, после чего пожала предложенную евреем-качком руку. Пресвитерианка кивнула в знак одобрения, когда я шла садиться. Джейкоб Кут пихнул меня локтем, отчего я едва не перелетела через соседа.
— Отличная речь. В нашей школе только в старших классах говорят о СПИДе, и все впустую, потому что к этому времени большинство из нас уже годами занимаются сексом.
Я неопределенно кивнула, смущенная, что он поделился такой информацией.
— А ты о чем будешь говорить?
Джейкоб сунул руку в карман и достал презерватив.
— Хочу показать всем, как с этим обращаться, — серьезно произнес он, вставая с места.
Я ужаснулась, поняв, что он не любитель дебатов и, скорее всего, не подготовил речь. А еще забеспокоилась, что, сидя в задних рядах, ничего не смогу разглядеть, и сама же устыдилась своих мыслей. Пока Джейкоб не встал перед микрофоном.
— Сегодня я говорю о голосовании, — уведомил он, засовывая пальцы в карманы.
У меня вырвался вздох облегчения, но тема показалась скучноватой.
— Мне кажется, что все политические партии одинаковы, — начал он, слегка высокопарно. Вынув пальцы, Джейкоб помассировал шею одной рукой. Белый рукав задрался до локтя, стал виден загар. Не такой, как у завсегдатаев пляжей. Больше похож на тот, что появляется от работы на воздухе. — Все политики обещают одно и то же. Одинаково лгут, и честно говоря, не понимаю, почему нормальные голосующие на это ведутся. Всем ясно, что нам впаривают то, что мы хотим слышать.
Я чувствовала, как моего соседа-еврея перекосило от слов «ведутся» и «впаривают».
— Раньше я думал, когда придет мой час голосовать, — Джейкоб стукнул себя кулаком в грудь, — я даже не почешусь. Может, кину в урну пустышку. А может, вообще не пойду. Все потому, что до недавнего времени я задавался вопросом, какой в этом смысл? Что вообще хорошего в нашей политической системе? Почему мы называем себя счастливой страной, в то время как половина населения не в состоянии платить за жилье?
Он ткнул пальцем в нашу сторону, и я почувствовала, как мой сосед сел прямо и стал прислушиваться.
Джейкоб пожал плечами.
— Знаете, я понятия не имел, о чем сегодня говорить, потому что мне сказали о выступлении всего лишь час назад. Я хотел рассказать о свободе, которую чувствуешь, оседлав мотоцикл, но это не подходит к теме акции. Когда моя соседка говорила о невежестве в сексуальном образовании, я заволновался. Мне и в голову не приходило что-либо столь же стоящее, как ее речь. Пока я не оглянулся и не увидел вас.
Он потряс головой со смешком.
— И я почувствовал себя счастливчиком. Потому что у нас есть выбор, и я думаю, что мы голосуем не для того, чтобы победила лучшая партия, а чтобы не допустить к власти худшую. Потому что мы можем встать и протестовать. Нас могут бесить предложения премьер-министра. Мы даже можем обозвать его членоголовым. Мы можем точно так же обозвать и премьера, и лидера оппозиции. Мы можем орать, визжать, протестовать и даже сжечь собственный флаг, если захотим. Потому что мы свободны делать что пожелаем, а если нарушим закон, то суд будет справедливым. Но в некоторых странах люди не могут этого делать. Им нельзя выйти на площадь вроде нашей с протестом. В некоторых странах наши сверстники не могут толком ни учиться, ни жить, потому что рядом стреляют. В некоторых странах однопартийная система, а еще есть Народная армия, и когда люди выходят и высказываются, как мы сегодня, кричат, визжат, выражают свою точку зрения — Народная армия в них стреляет. В молодежь вроде нас, — добавил он почти шепотом. — Так что вперед. Давайте останемся равнодушными. Давайте не ходить на выборы. Давайте позволим любому руководить этой страной. Давайте все будем невежественными, и давайте гордиться своим невежеством. И может быть, однажды у нас тоже появится Народная армия.