— Я тоже вижу тебя насквозь, Алибранди. По-моему, этот надутый индюк не прочь обзавестись детьми теперь, почему же не хотел тогда? И вроде не прочь жениться, почему же он не вернулся и не взял тебя в жены? У меня есть только один ответ: женщины думают головой, а мужчины — тем, что в штанах.
Мама рассмеялась и обняла меня крепче:
— Он много потерял, детка.
Я повернулась и попыталась заглянуть ей в глаза:
— Это было так странно, мам. Я совсем не так это себе представляла. Все прошло как-то очень тихо и гладко.
— Реальность бывает далека от наших фантазий.
Я взяла маму за руку и стала перебирать ее не украшенные кольцами пальцы.
— Сможешь ответить на один вопрос? Только правду. Мне не будет обидно исчезнуть с картины. Хорошо? Я лишь хочу услышать, какой ты представляла свою жизнь, когда тебе было семнадцать.
— Джози, мне нравится моя жизнь...
— Мама, — вздохнула я. — Я не говорю, что не нравится, а просто хочу узнать, о чем ты мечтала в семнадцать лет. Я вот мечтаю добиться успеха и полюбить обеспеченного мужчину. И чтобы он меня полюбил. Мечтаю иметь детей: мальчика и девочку. О чем мечтала ты?
Откинувшись на спинку, мама улыбнулась. Она чем-то напомнила мне Анну, меланхоличную и спокойную. Ума не приложу, как мама могла появиться у таких родителей, как нонна Катя и дедушка Франческо, и произвести на свет такого ребенка, как я.
— Я мечтала выйти замуж за человека, который бы заботился обо мне, и деньги тут роли не играли. Мы бы много разговаривали. Говорили бы обо всем на свете. У нас было бы четверо детей. Я больше хотела девочек. Я очень люблю маленьких девочек, — улыбнулась мама. — Больше всего мне хотелось, чтобы муж и дети меня любили. Вот о чем я мечтала, Джози.
— Этим человеком был Майкл Андретти?
Мама кивнула.
— Довольно простая мечта.
— Простые мечты труднее всего осуществить.
Я пожала плечами, и мама переплела свои пальцы с моими.
— Как насчет пиццы?
— С зажаренной корочкой, — заявила я непререкаемым тоном.
— Самой большой, с ананасом.
— Мама, мы итальянцы. Итальянцы не кладут ананасы в пиццу, — поморщилась я.
Мама рассмеялась и потянулась к телефону, продолжая дискутировать со мной о достоинствах пиццы.
Глава седьмая
Мы так и не уехали на Пасху. Поступили так же, как делали каждый год: провели весь день с бабушкой и родными у Роберта. Мне даже пасхальных яиц не подарили. Просто вручили кое-что для сундука с приданым. До чего же весело получать скатерти и вязанные крючком салфетки, когда все едят шоколадных зайчиков.
Сидя в среду вечером на веранде, я размышляла о сундуке. И о том, как многозначительно поглядывали на меня родственники, когда говорили маме, насколько я выросла.
Будь жизнь немым кино, я бы увидела под их физиономиями титры. «Нужен кавалер», — сообщил бы указующий взгляд кузины Марии. «Да, и после три года ухаживаний», — кивок кузины Камелы. «А на двадцать первый день рождения можно и помолвку устроить», — гордая улыбка тети Патриции. Мы с мамой в этом фильме были бы испуганно охающими героинями.
Под заходящим солнцем среди меняющих цвет осенних листьев, когда лицо обдувал ветерок, все казалось пустячным и неугрожающим. Мысленно я легко ускользнула от проблем. А потом вышла мама и сказала, что ночью ей нужно посидеть с кузиной Камелой, пока муж кузины в больнице. А я отправлюсь к бабушке.
Для меня наказание — это не чтение нескольких молитв «Радуйся, Мария» и «Отче наш», а ночевка у нонны.
— Мне семнадцать, мам. Я могу о себе позаботиться, — заспорила я, входя в дом.
— Погладь форменную рубашку, перед тем как уходить, чтобы утром не пришлось хвататься за утюг, — вот и весь ответ. — И свитер возьми.
— Боже, ма, мне придется ночевать с ней в одной кровати. Она же ноги не бреет.
— Я ухожу через пять минут. Приготовься.
— Она старая.
— Ночуя у нее, старость не подцепишь, Джози.
И все же лежа в ту ночь рядом с бабулей, я гадала, так ли это. Бигуди, на которые она упрямо накручивала волосы, стучали, стоило ей пошевелиться. Ее тщеславие очень раздражало. Ну с какой стати женщине за шестьдесят стремиться хорошо выглядеть, и кого это вообще волнует?
Она раз сто спросила, не хочу ли я посмотреть старые фото.
— Нет, я устала, — объяснила я.
— Ты выглядишь, как я, Джози. И как Кристина.
— Серьезно? — осведомилась я, глядя на нее.
Надо признать — у нонны прекрасная оливковая кожа, как и у мамы. Благодаря бигуди прическа каждый день выглядит так, словно ее делал парикмахер. Как и мама, нонна не пользуется косметикой — природной красоте такое ни к чему, но я случайно поймала ее за обесцвечиванием усиков над верхней губой. Одно из проклятий европейцев — волосы на лице.