— Нормальный фильм, — злобно прошептал он. — Про копов и бандитов. Как хорошие парни побеждают плохих. Короче, про людей, в которых я могу увидеть себя.
— «Болванов из космоса» сняли с проката.
Он застонал, качая головой.
— И ради этого я пожертвовал субботним вечером.
— О, как печально. Ты мог бы пойти с кем-то, на чью маму не пришлось бы хрюкать, — саркастично огрызнулась я.
— Ты не затыкаешься. Должно быть, во всем Сиднее не сыскать большего трепла, — сказал он, поворачиваясь ко мне лицом.
— Из-за встречи с моей мамой ты повел себя как придурок. Почему?
Его глаза потемнели. Я с трудом его узнавала.
— Это — я, — провозгласил он, указав на себя. — Именно так я выгляжу, когда иду в кино, и извини, если я не умею вести себя с матерями, Джозефина. Обычно мне не приходится с ними сталкиваться на первом же свидании. Но опять же я никогда не встречался с иммигранткой.
— Не смей называть меня иммигранткой, — зло бросила я.
— А как тебя еще называть? Не так давно ты назвала меня австралийцем так, словно это оскорбление. А сейчас ты якобы не иммигрантка. Если вы так запутались, возвращайтесь в собственную страну.
С минуту мы смотрели друг на друга, пока он не застонал и не покачал головой.
— Забудь, что я это сказал.
— Это и есть моя страна, — прошептала я, повернулась и выбежала на мороз.
Я услышала, как Джейкоб выкрикнул мое имя, но заскочила за арку и посмотрела, как он пробегает мимо. Решив, что путь свободен, я вышла из укрытия и бросилась в противоположную сторону.
«Десятиминутное свидание», — думала я по дороге домой.
Я серьезно размышляла, не написать ли в книгу рекордов Гиннесса.
С мыслями о том, что мама меня убьет, если когда-нибудь узнает, я не сразу поняла, что за мной по пятам медленно едет машина. Будь это мотоцикл, я бы не испугалась, потому что решила бы, что это Джейкоб. Но меня, без сомнения, преследовала машина, и я приготовилась удирать. Я ускорила шаг и, когда она остановилась рядом со мной, не выдержала.
— Мой отец коп, и он тебя убьет, — не глядя, взвизгнула я.
— Нет, он адвокат, — спокойно ответил Майкл Андретти, — и он убьет тебя, если ты не сядешь в эту машину.
Я растерялась, но с облегчением заглянула внутрь.
— Что ты здесь делаешь?
— Залезай.
Стараясь избегать его взгляда, я села в машину.
— Не хочу об этом говорить, — сказала я, и прозвучало, наверное, чопорно.
— А я определенно не хочу это выслушивать.
— Ничего нового. Мужчинам нет дела ни до чего, кроме самих себя.
Он с осуждением покачал головой и свернул на мою улицу.
— А Кристина знает, что ты разгуливаешь по улицам в одиночестве?
— Ага, я позвонила ей и сказала: «Мам, я тут собираюсь побродить по пустынным улицам Глиба по темноте. Ты не против?».
— Ты всегда за словом в карман не лезешь?
— Когда мне есть, что сказать, молчать не в моих правилах.
— Думаю, держи ты почаще рот закрытым, узнала бы намного больше.
Он остановился, и мы немного посидели, глядя вперед.
— Так что же ты тут делаешь? — спросила я.
Он со вздохом зажег сигарету.
— Решил тебя навестить. Думал, может, захочешь пойти поесть пиццы или еще чего.
— Почему?
Он ненадолго уставился в окно, затем повернулся ко мне лицом.
— Даже если я сделаю вид, что тебя не существует, ты все равно никуда не денешься. Так что я подумал, было бы неплохо узнать тебя получше, но не у вас дома. Я чувствовал бы себя неудобно, да и Кристина тоже, сиди мы там и смотри, как наше нахальное отродье наслаждается нашей неловкостью.
— Нахальное отродье? — раздраженно переспросила я. — Ни разу в жизни не вела себя нахально.
— Итак, еду я по дороге и тут предмет моих размышлений бежит по улице, вопя, что ее отец коп. Госслужащий? Совсем не лестно.
— Мне нравятся мужчины в форме.
Он засмеялся.
— Любишь пиццу?
— Дурацкий вопрос. Полагаю, затем ты спросишь, люблю ли я пасту?
Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза.
— Ладно, хочешь пиццы?
— Не думаю, что ты заслужил мое общество, но мне тебя жаль, так что соглашусь.
— Да поможет мне бог, — пробубнил он себе под нос.
Мы выбрали людное местечко с открытым камином на Глиб-пойнт-роуд. От ароматов кофе и пиццы текли слюнки, а после того как я промерзла, разъезжая на байке Джейкоба Кута, тепло успокаивало.
Было так странно сидеть напротив Майкла Андретти. Я без конца твердила себе: «Он твой отец. Он твой отец», а настолько странным это было потому, что все это мне действительно нравилось.