— Мы обсуждали аборт как вариант номер один, потому что чуть не сошли с ума от страха. Я и правда не ждал, что она решится рожать. Я знал ее отца. И не думал, что у Кристины Алибранди хватит смелости противостоять ублюдку.
Я кивнула, удовлетворенная ответом.
— Но я хочу быть с тобой честным. Не могу поручиться, что вернулся бы, даже зная, что она родила. В то время у меня было много проблем.
Я задумчиво посмотрела на него и покачала головой:
— Ты бы вернулся. Я знаю.
И я пошла к дому и в этот раз, увидев, что машина все еще стоит, помахала. Он махнул мне в ответ.
Зайдя, я рассказала маме про Джейкоба и Майкла.
Я побаивалась ее реакции по обоим пунктам. Что, если из-за Джейкоба она никогда больше не отпустит меня на свидание? Не ранит ли ее то, что я вижусь с отцом? Не будет ли ей больно оттого, что я буду на него работать?
Вместо этого она меня обняла, и мы ненадолго прильнули друг к другу.
— Ты была в него влюблена? — спросила я, когда мы сели на ковер перед телевизором.
— Насколько вообще можно влюбиться в шестнадцать лет.
— Мне семнадцать. И я способна на такую сильную любовь, что она может довести до самоубийства.
— Ты можешь стать великой шекспировской актрисой, Джози, столько в тебе драматизма.
— Он производит впечатление, — проговорила я, наблюдая за мамой. — К тому же наговорил про тебя много хорошего. Он не понимает, как милая леди вроде тебя сумела воспитать такую дочь.
— О, хорошо. По крайней мере, он не тешит твое самолюбие.
— Помнишь тот вечер, когда ты пошла на свидание с Элвисом Пресли?
— Полом Пресилио, — поправила мама.
— Ну, я подумала, что ты потрясающе выглядишь, но не хотела произносить это вслух, так злилась, что мясной пирог не прокатил.
— Именно так мы собираемся оправдывать ту истерику? — улыбнулась мама.
— И я считаю, ты многим женщинам можешь дать сто очков вперед.
— Почему бы тебе не пойти спать? — сказала она, целуя меня.
Я крепко ее обняла.
— Жизнь может быть такой восхитительной, мама. Я знаю, что может.
— Она довольно неплоха.
— Спасибо, что разрешила мне сегодня сходить на свидание.
— Но ты понимаешь, почему я колебалась, Джозефина? Ты полвечера провела в одиночестве на улицах. С тобой могло случиться все, что угодно. Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря, что никто о тебе не заботится так, как я?
— Да, — честно ответила я. — Может, мне это и не нравится, но я понимаю.
Перед сном, лежа в постели, я думала о Джейкобе Куте. В глубине души я очень хотела, чтобы он позвонил и извинился. Стыдно признаться, но я три раза вставала проверить, правильно ли лежит на рычаге трубка. После полуночи я махнула рукой и пошла спать, думая о маминых словах и молясь, чтобы «довольно неплохой» жизни нам всем было достаточно.
Глава четырнадцатая
Чуть набив шишек, я освоилась в «Макмайкл и сыновья», и дела пошли на лад. Я ездила на автобусе из школы в контору три раза в неделю. Такое облегчение — не напяливать макдональдовскую униформу и не терпеть всяких психов. Адвокаты в «Макмайкл» милые, хотя не совсем в моем вкусе. Шутки, над которыми они покатываются, совсем несмешные.
Пару раз я видела Джейкоба Кута. Однажды он ехал в школьном автобусе, а в другой раз был в кафе «Харли» в Дарлинг-Харбор, и у него на коленях восседала девица в униформе длиной с футболку.
Но на тот момент моей самой большой проблемой был Джон Бартон. В понедельник днем я шла в библиотеку Сиднейского университета и столкнулась с ним. Он выглядел нерешительным и подавленным, и я задумалась: а вдруг Джон решил, что нам не стоит дружить. Сделав крюк, мы пошли в кофейню, и он начал опускать мое настроение до уровня плинтуса. Это было в сто раз хуже ночи дебатов. Судя по всему, Джон сильно потерял в весе, что ему вообще было противопоказано. Его глаза всё время блуждали, и, не знай я его так хорошо, то поклялась бы, что он под кайфом. Не знаю, из-за Джейкоба ли, но меня уже не тянуло к Джону, как раньше.
— Ненавижу эту дерьмовую жизнь, — ни с того, ни с сего выпалил он, пока мы сидели в кофейне.
Я посмотрела на него, не зная, что ответить. То есть жизнь, конечно, не клубника со сливками, но и дерьмом я бы ее не назвала.
— В чем дело?
Джон потряс головой и сжал губы в тонкую линию.
— Отец был дома, когда я пришел сегодня днем. Проверял мою почту. Он владеет моей жизнью, так что, само собой, уполномочен и почту смотреть, — горько выплюнул он. — Я не выиграл олимпиаду по математике. Даже в первые пять процентов не попал. Проклятая Сиднейская грамматическая школа снова всех уела.