Выбрать главу

— Мы все были в истерике, — сказала тётушка Патриция. — Умоляли Катю не ходить. Другие итальянки обезумели. Мы думали, что военные придут и следующими заберут нас или наших детей, но Катя сказала «хватит».

— Я думала, что, возможно, если я с кем-то поговорю, они нас пожалеют и пришлют обратно одного мужчину. Может, всех наших мужей.

— Но они этого не сделали, — прошипела тётушка Патриция. — Катя вышла, и ее остановил большой высокий австралиец: «Катя?». Мы все посмотрели на неё: «Откуда она знает этого человека?».

— Это был Маркус Сандфорд, — улыбнулась нонна. — Он был в армии. Тогда я не видела его уже два года. Ему было приятно меня встретить. Маркус обрадовался, что я стала лучше говорить по-английски, и когда он услышал о наших проблемах, то сделал всё, что было в его силах, чтобы освободить одного из мужчин. Но это было невозможно. Всё что он мог сделать – заверить нас, что с ними хорошо обращаются. Но нам не нужны были заверения. Нужна была ещё одна пара рабочих рук.

— Так нашей парой рабочих рук стал Маркус Сандфорд. Он давил помидоры с нами, помогал выращивать шпинат, смотрел за садом, всё делал!

— Но другие женщины этого так просто не оставили, — простонала нонна Катя. — Патриция, помнишь сеньору Гренальдо? Та ещё сплетница! Она же обязана была спросить: «А что какой-то мужчина делает в доме Кати Алибранди?». Любопытная Варвара!

— Но нам было всё равно. Всё было невинно! — вскинулась тётушка Патриция. — Он помог нам. Он любил моего маленького Роберто и даже помог освободить твоего дядюшку Сальваторе, Роберто.

— Маленький Роберто – это тот, который умер? — спросила я.

Нонна с тётушкой обе перекрестились и поцеловали кончики пальцев.

— О, радость моя, Робертино. Я ещё оплакиваю его, Катя. Мне всё ещё очень тяжело.

— Однажды мы не смогли его найти, и все кинулись на поиски. Итальянцы, австралийцы, испанцы... все, — начала рассказывать нонна. — Мы целый день искали маленького Робертино. Маркус? Он только этим и занимался.

— Даже австралийки стали подходить с чаем и сэндвичами, пока мы молились и плакали. Позже вечером, когда мы сидели на веранде, наблюдая за фонарями, виднеющимися сквозь деревья, подошёл Маркус, держа что-то в руках. Он плакал. Я плакала. Патриция плакала. Мы пошли ему навстречу, чтобы посмотреть, что он держал.

— Это был мой маленький Робертино. Он утонул в ручье, — тихо сказала тётушка Патриция. — Всё ещё плача, он передал мне Робертино.

— А я всё вопила и вопила, — продолжила нонна Катя. — Кричала от злости. Я винила Маркуса Сандфорда. Винила эту страну. Если бы с нами были мужчины, мы были бы в состоянии проследить, чем занимается Робертино, но мы были слишком заняты, будучи вместо них во главе дома, потому что наших мужчин австралийцы забрали в свои лагеря.

— Все в городе пришли на похороны. Помнишь, Катя? Но мы больше никогда не видели Маркуса Сандфорда.

Я бросила взгляд на нонну, но она отвернулась. Почему-то я сомневалась, что та в самом деле больше никогда его не видела.

— Хватит о прошлом. А что насчёт тебя, Джозеппина? У тебя есть парень? — спросила меня тётушка Патриция.

— У меня сотня парней, тётушка, — ответила я. Поцеловала ее, подняла полный бочонок помидоров и отнесла их туда, где были мама с дядей Рикардо.

Как и во все дни томатов, на ужин мы ели спагетти, сделанное своими руками. Традиция, от которой мы никогда не откажемся. Традиция, от которой, вероятно, я сама не откажусь, потому что, подобно религии, воспитание сидит так крепко, что, куда бы вас ни занесло, забыть его попросту невозможно.

Глава двадцатая

На 29 июля приходился День святой Марты, и в его честь мы проводили традиционный пеший марафон. Подобные события я ненавидела особо.

К восьмому классу случай увидеть монахинь в кроссовках перестал будоражить, и единственное, что радовало в эти дни — возможность надеть то, что нравилось.

Как обычно, пройдясь по родным в воскресенье, я собрала сто долларов для «Международной амнистии»[9], а в понедельник мы сидели в классе и слушали, как сестра Луиза дает те же наставления, травит те же шутки и выдает те же угрозы, что и год назад.

Наверное, нытье Серы завладело моим вниманием лишь благодаря эффекту попытки организовать пятьсот учеников.

— Трей Хэнкок в Сиднее, — выпалила она, когда последние ученики вышли. — Он остановился в «Сибил Таун-Хаус».

Трей Хэнкок – солист группы «Гипнотизеры». Он из Штатов и самый великолепный парень в мире.

— Зачем она нам это рассказала? — спросила я Ли.

вернуться

9

«Международная амнистия» (Amnesty International) - одна из крупнейших международных правозащитных организаций, которая борется за права людей и действует более чем в 150 странах мира.