На следующий день после школы я пошла к нему. В первый раз в жизни, и ужасно нервничала, как меня встретит тот, кто откроет дверь — он, или кто-то другой. Речь я не заготовила. Как объяснить, что чувствую, не знала. Просто не хотела расставаться.
До этого мне не приходилось гулять по Редферну. Многие пялились, моя школьная форма смотрелась нелепо. Местные сидели на крылечках, внимательно наблюдали за мной, и, так как я ничего про них не знала, мне было страшно. Пока я не увидела девочек-ровесниц в школьной форме, сидевших на крылечке. На их месте легко могли бы оказаться Ли, Анна, Сера и я. Я улыбнулась девчонкам, и они ответили мне тем же.
Дверь открыл Джейкоб, тоже еще в форме. Смотрел он, как и ожидалось, совсем неприветливо.
— Давай не будем злиться друг на друга.
— Я злюсь, но не понимаю, на что злишься ты, — отрезал он.
— Послушай, скажи спасибо, что я придушила свою гордость и пришла, — сердито отозвалась я (ох, совсем не то, что надо).
— Я еще и благодарить должен? Подумать только! — выплюнул он.
— Может, хотя бы пустишь меня? — попросила я, пытаясь заглянуть в квартиру.
— Нет. Я не готов представить тебя своему отцу. Я не рассказывал ему про тебя. Он может оскорбиться, что я встречаюсь с неавстралийкой.
— Ужасно смешно.
— Но ты же понимаешь, Джози. Так уж он устроен.
— Как ты можешь смеяться над тем, что я пыталась вчера объяснить?
— Ах, Джозефина, вчера ты пыталась рассказать о чём-то важном? Я думал, ты, как всегда, треплешься ни о чём.
Я настолько рассердилась, что не стала отвечать, просто стояла и смотрела.
— Забудь. Мы оба станем счастливее. Я буду водиться с такими же, как я, а тебе не придется терпеть бескультурного австралюка без души и сердца.
— Джейкоб, в тебе души и сердца больше, чем во всех, кого я знаю, — сказала я ему.
— Что тут происходит? — услышала я чей-то возглас.
И увидела за Джейкобом высокого худощавого мужчину, который шел к нам по коридору.
— Что это? Джейкоб, ты кричишь на девочку?
— Пап, это Джози, — неохотно представил меня Джейкоб.
— Джози? Та самая? Заходи, заходи. Он только о тебе и говорит, — заторопился отец, беря меня за руку и втягивая внутрь.
У них Джейкобом одинаковые глаза, но другого сходства я не видела, пока Кут-старший не улыбнулся. То же подергивание губ, расползающихся в озорной ухмылке.
— Ему не терпелось нас познакомить, — подмигнули мне.
Я почувствовала себя ужасной стервой, но знала, что не стыжусь Джейкоба. Просто не могла вот так сразу представить его бабушке. В каком-то смысле и Маркус Сандфорд заинтересовал меня потому, что напоминал Джейкоба. Обоих привлекли девушки иного воспитания, иной культуры. Оба были терпимы. Я нутром чувствовала, что нонна это тоже увидит.
Я сидела на кухне, пока мистер Кут готовил чай.
— И чем ты собираешься заняться, Джози?
Я посмотрела сначала на Джейкоба, потом на его отца, и пожала плечами:
— Не знаю.
— Она хочет стать юристом, — отрезал Джейкоб, сверля меня взглядом.
— Юристом? И тратишь время на этого обормота? — рассмеялся мистер Кут и дернул сына за волосы.
Джейкоб сорвался с места и выскочил за дверь. В итоге чай я пила с мистером Кутом, который обращался со мной, как с королевой.
— Своенравный пацан, — махнул он головой вслед сыну.
Я улыбнулась, потому что так легко мог бы сказать Джейкоб.
— Нет, это я его довожу.
Мистера Кута это, кажется, развеселило. Он возразил:
— Нет, с другими Джейкоб ведет себя иначе. Лучше понимает обстановку. Что можно, что нельзя.
Я кивнула, поставила чашку в раковину и спросила, где комната Джейкоба.
Джейкоб, лежа на кровати, читал журнал по автомеханике. Листал страницы, будто не замечая меня.
Я подошла к каминной полке и увидела фотографию его матери:
— Симпатичная.
— Прекраснейшая в мире. Будь она жива, я, возможно, был бы лучше.
Я села на пол, привалившись к кровати, и прошептала:
— Джейкоб, ты и так хороший.
Через какое-то время он начал перебирать мои волосы:
— Я отвезу тебя домой. Скоро стемнеет.
Я села на кровать, обняла его и начала медленно целовать. Почувствовала его ладонь на своей щеке и поняла, что именно это мне в нём нравятся. Он ласковый и любящий. Его потребность прикасаться к волосам и лицу дарит мне близость чуть ли не большую, чем секс.