— Мама тебя любит, — прорыдала я в ее объятиях. — Я точно знаю. Она просто никак не может понять, как к ней относишься ты, нонна. Между вами масса обид, но стоит только приложить усилие, и я уверена, вы обе станете счастливыми. Представь, как ликует Франческо и огорчается Маркус, глядя на наше несчастье.
Она кивнула и еще крепче сжала меня в объятиях.
Ночевать я осталась у бабушки. Знаю, мама считает, что у меня не все дома, ведь раньше ей приходилось упрашивать меня остаться у нонны Кати, но я хотела побыть с этой женщиной, которую, по сути, и не знала вовсе. Она прожила жизнь совсем не так, как я представляла. Не придерживалась денно и нощно правил и обычаев. Не пеклась каждую секунду своей жизни, о чем подумают другие. Она шла на риск. Нарушала правила. В ином случае моя мама не появилась бы на свет, и меня бы тогда тоже не было. От этой мысли становится жутко до дрожи.
Пообещав нонне сохранить ее тайну, я взяла ответное обещание, что она примет в семью Майкла и разрешит ему снова приходить к ней домой. Она согласилась.
Никогда я еще не молилась и не рыдала так неистово, как в ту ночь. Я молилась, чтобы наступило наконец это блаженное «когда-нибудь», и я смогла встретить этот день с распростертыми объятиями. И рыдала оттого, что меня любили две прекрасные женщины, сильнее которых я никогда больше в своей жизни не встречу.
Глава двадцать седьмая
Наблюдать за игрой в регби было, вероятно, последним, чем я хотела бы заняться в воскресный полдень перед экзаменами, но я обещала кузену Роберту посмотреть его грандиозный финал.
Я по глупости взяла с собой учебник по экономике, думая, что перехвачу несколько минуток на чтение, но каждый раз, когда кто-нибудь забивал гол, один из истеричных болельщиков рядом толкал меня в спину и книга отправлялась в полет.
— Ты на все пойдешь, лишь бы побить меня на выпускных экзаменах, да?
Я посмотрела вверх, с удивлением обнаружив Джона Бартона, и подвинулась, чтобы дать ему место:
— Спасибо Господу за еще одного здравомыслящего человека. Все как с ума посходили.
— Что ты делаешь среди этих сумасшедших людей?
— Меня кузен подкупил. Я пришла сюда, а он возьмет меня на выпускной школы святого Антония.
— О да, там могут присутствовать только избранные. Я обещал Иве, когда нам было по двенадцать, кажется.
Я рассмеялась, подумав, что впервые не завидую Иве.
— Вы двое очень похожи, знаешь ли, — заметил он, забирая у меня из рук учебник. – Мне бы хотелось, чтобы вы стали друзьями. Я правда хочу, чтобы вы могли поддерживать друг друга.
Смутившись, я пожала плечами:
— Мы очень разные, Джон.
Он покачал головой, похлопав меня по голове книгой.
— Я знаю ее с пяти лет. Я думал, что она — самое запутавшееся существо, пока не встретил тебя. Может поэтому я поладил с вами обеими.
— Потому что сам запутался?
Он покачал головой и рассмеялся.
— Ладно, никаких запутанных разговоров. Будем сегодня веселыми и беззаботными, — театрально провозгласил он.
Таким Джон мне нравился, но он был другим. Его радостное настроение заражало. Всю игру мы вели себя шумно и несносно: стояли на сиденьях и распевали гимн школы святого Антония.
После игры я ждала в сторонке, пока ребята поливали себе головы пивом и творили всю эту мачо-ерунду, которой страдают, когда побеждают в игре. Самодовольно отмечу, что Роберт завоевал титул лучшего игрока матча, а когда все закончилось, Джон проводил меня домой.
— Ну и как там мой соперник из школы Кука?
— Джейкоб Кут?
— Все еще с ним?
— Вне всякого сомнения — да, — гордо ответила я.
— Постараешься не обидеться, если я тебе кое-что скажу? — спросил он, серьезно глядя на меня.
— Пожалуйста, Джон, не говори, что мы с Джейкобом друг другу не подходим, — попросила я.
— Нет, — засмеялся он. — Не будь таким параноиком. Просто в десятом классе я дико на тебя запал. Хотел попросить со мной встречаться, но боялся, что ты ответишь «нет».