— Нет, не в моем случае, — откровенно призналась я. — Я ничего не делаю по принуждению, только по своему желанию.
Майкл с ворчанием открыл люк.
— Однажды ты поймешь, Джози.
— Говоришь, как мама, — сказала я, высовываясь в потолочный люк.
— Сядь на место, — крикнул он.
— «Есть край равнин широких…[7]» — принялась декламировать я.
— Я ненавижу эту поэму, Джози.
— «Могучих, древних скал...»
И весь остаток часа я читала отцу стихи, проверяя, на сколько его хватит, но в итоге узнала, как много унаследовала от Майкла Андретти.
Спустя три дня после выезда из Сиднея мы добрались до Аделаиды. Я моментально в нее влюбилась. Тут совершенно потрясные дома с преогромнейшими садами перед ними. Квартира у Майкла в пригороде, возле пляжа Гленелг. Она на третьем этаже, и поэтому оттуда видно воду. Это так круто — сидеть, даже в холодную ночь, на балконе, попивать горячий шоколад и смотреть в даль. Просто фантастика.
Должна признаться, я заранее нарисовала себе картину того, какими окажутся мои каникулы. Представила, как меня встретят бабушка и дедушка. Наверное, крепко обнимут, пустят слезу, скажут, что я точная копия Майкла. Но ничего такого не случилось. Они, похоже, еще не до конца поверили, что у них есть внучка: Майкл рассказал им обо мне всего месяц назад.
Но мне очень нравилось быть рядом с Майклом. Так здорово открывать для себя, какой он. Ну, то есть, когда еще бывает, что ты совсем не знаком с родителями, и тебе только-только предстоит их узнать?
Когда Майкл расслабляется, он болван болваном. Травит допотопные анекдоты и вещает о том, что терпеть не может современную музыку, ну, кроме Билли Джоэла. Не верит в коммерческое телевидение (его любимая передача — «Четыре угла»). А еще он не умеет готовить, и все две недели мы питались едой «на вынос».
Вообще,жить под одной крышей с мужчиной было необычно, ведь прежде я не имела подобного опыта. То есть, я не привыкла к тому, что посреди ночи находишь туалетное сиденье поднятым, или лицезреешь мужское нижнее белье — или как там оно называется, — висящее на веревке для сушки. Да, несколько необычно. Вдобавок я вскоре выяснила, что можно одновременно покупать как трусы с ширинкой, так и нормальные.
Но самой прекрасной стороной жизни вместе Майклом был его храп. Помните, я говорила, как до чёртиков боюсь ночную пору, поскольку кажется, будто все умерли? Уже то, что я всего лишь слышала, как Майкл храпит, «оживляло» ночь. Иногда я просто лежала и улыбалась. А почему, сама точно не знаю. Может, окончательно поверила, что у меня есть отец. Я даже не осознавала, как это будет для меня важно.
Что до его семьи, ну, Паулина, его сестра, как-то взяла меня пройтись по магазинам, и тогда же я ужинала в еедоме. У нее трое детей, и они буквально не отлипали от меня. Всё-таки классно иметь двоюродных братьев и сестер. Бабушка с дедушкой, думаю, пусть и нехотя, но признали меня. Однажды Паулина привезла меня к ним, а дети откопали несколько фотоальбомов.
Дед называл всех и каждого на фото. Его изрядно восхитило мое умение говорить по-итальянски, и он сказал мне продолжать в том же духе, а потом бабуля показала маму на снимке шестидесятых годов — на общей фотографии на пляже Кронулла.
Мама там высокая и тощая, а Майкл — низкий и похож на дьявола.
В общем, к моему отъезду у нас сложились определенные отношения, хотя бабуля по-прежнему говорила со мной через Паулину, словно иначе я бы не поняла. Возможно, когда-нибудь я осознаю, что они чувствовали. Совсем чуточку. Короче, я страшно соскучилась по маме и была рада к ней вернуться.
Теперь она разрешает мне встречаться с Джейкобом, по выходным, но в одиннадцать тридцать я должна быть дома как штык. Неловко прямо. В субботу вечером Джейкоб сказал, чтобы я больше никуда не уезжала, потому что он очень по мне скучал.
Мы вместе совсем недолго, но кажется, будто я знакома с ним не один год. И с Майклом та же история. То же ощущение, будто знаю его уже много лет. И я даже рада, что Бог не поймал меня на слове, когда я заявила, что скорее умру, чем встречусь с отцом.
Глава восемнадцатая
Этот год прямо-таки летит. Но, хотя и прошло уже больше половины, я все еще чувствую неопределенность. Всегда думала, что поступлю в университет со свежей головой и без проблем. Думала, что это будет началом новой жизни. Но до университета осталось полгода, а все еще больше запуталось из-за Джейкоба, да и пунктики никуда не делись.
Я примирилась с тем, что мы с Ивой-крапивой — одним из моих главных пунктиков — никогда не станем близкими подругами. Конец всему положила пятница.
Мы обе читали одну и ту же газету, пока ждали сестру Луизу в ее кабинете. В одной из статей уже в который раз обсуждались похороны некого итальянского бизнесмена, предположительно убитого.
— Вы, новые австралийцы[8], носите много черного, да? — спросила она, разглядывая изображение.
— Новые австралийцы? — скептически переспросила я. — Я? Новая австралийка?
— Да.
У нее хватило наглости притворно удивиться моей вспышки ярости.
— Да как ты смеешь называть меня новой австралийкой!
— Ты итальянка, разве нет?
— Я итальянского происхождения, спасибо, что напомнила! — рявкнула я. — А еще я на два месяца старше тебя, так что, если мои сведения верны, новая австралийка как раз ты — аж на два месяца новее меня!
Она закатила глаза и покачала головой.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты представительница нацменьшинства.
— Ничего подобного! — яростно выплюнула я. — Я австралийка, а мои бабушка с дедушкой были итальянцами. Они называются европейцами, а не нацменьшинствами. Люди используют это слово, чтобы всех нас загнать в одну категорию. И если тебе действительно интересно, Ива, разница между моими и твоими предками в том, что твои сюда приехали на сто лет раньше, а у моих на ногах не было кандалов. Мои были свободны, а твои — нет.
— Твои предки были на стороне Германии во Второй мировой войне! — закричала она. — Они, может быть, убили моего дедушку и дедушку Джона. На войне они были друзьями.
— Мои дедушка и дядя были в трудовом лагере в Аделаиде, так что я очень сомневаюсь, что они убили твоего дедушку или дедушку Джона.
— Ну, один из тысячи твоих дядей вполне мог бы. А моей бабушке пришлось одной поднимать на ноги десятерых детей!
— Во всех итальянских семьях не наберется тысячи родственников, и моей бабушке пришлось заботиться о себе в стране, языка которой она не знала, а все люди были чужими.
— Ну, тогда ей надо было выучить язык.
— Ну, может, у нее не было возможности, а твоей бабушке надо было почаще говорить «нет» твоему дедушке, чтобы не остаться с десятью детьми. Во всяком случае, я уверена, что бабушка Джона должна была ей помочь.
— Уверена, Джона не обрадовали бы такие замечания о смерти его деда.
— Ив, по-моему, Джону пофиг. Ему на все пофиг.
— Думаешь, так хорошо его знаешь, Джози? Чего ты добиваешься, делая вид, что так хорошо его знаешь?
— Может, вы и знакомы всю жизнь, Ива, но, думаю, я знаю его чувства немного лучше, чем ты.
— Не воображай, что знаешь что-то о моих отношениях с Джоном. Они глубже, чем ты считаешь.
Тут разговор прервала сестра, с любопытством посмотрев на нас, потому что мы обе надулись. Но я уже прошла тот период жизни, когда меня беспокоили мысли сестры Луизы. Я ей не нравлюсь, ну и что из этого? Наверное, потому, что вместе с Ивой-крапивой просто считает меня иммигранткой. Интересно, а Джейкоб тоже так обо мне думает? А его семья?