— Кто будет тебя проверять, Джоз? — спросила Анна. — Ты только вообрази, если нам удастся увидеть Трея Хэнкока! Можешь представить, если мы с ним поговорим?
— У меня фотоаппарат, — добавила Сера, доставая его. — Представь, что мы с ним сфоткаемся, а?
— Но кто будет направлять потеряшек или отставших? — продолжила я спорить. — Я должна идти позади всех учеников.
— Ой, молодчина, Джоз. Есть чем гордиться, — саркастически заметила Сера. — Тогда марафон займет у нас на два часа дольше, чем у остальных.
— Дерьмовая работенка, Джози, — сказала Анна. — Пусть Ива руководит.
Подошел автобус, и прежде чем я поняла, что случилось, наша четверка запрыгнула в него и переместилась в самый конец, всю дорогу хихикая.
— Если я его увижу, сразу наброшусь, — сказала Сера, доставая косметичку.
— Пригнись, — скомандовала Ли, толкая меня вниз. По-прежнему истерично смеясь, мы сели на пол автобуса, предоставив Ли выглядывать и сообщить нам, когда горизонт будет чист.
Автобус остановился, и мы посмотрели друг на друга со страхом, но все еще смеясь.
— Мы на перекрестке, и его переходит половина школы, — прошептала Ли, заливаясь смехом.
— О бог мой, боже, божечки, — запричитала Анна, зажмурившись, и попыталась втиснуться под сиденье.
Когда автобус снова тронулся, мы с облегчением перевели дух и устроились поудобнее, наслаждаясь поездкой.
Я не вполне понимала, где мы предполагали встретить Трея Хэнкока. Может, в фойе, где он представится и пригласит нас в свой номер побеседовать о мире во всем мире.
Мы добрались до «Сибил Таун-Хаус» и, не желая быть замеченными, воспользовались открытым лифтом, рванули внутрь и стукнули по первой попавшейся кнопке, лишь бы двери поскорее закрылись.
В «Сибил Таун-Хаусе» размещалось много кино- и рокзвезд, так что персонал косился на шатавшихся по коридорам подростков. Мы бродили уже с полчаса, и я подумала, что если кузина Серы тут работала, то могла хотя бы намекнуть, где искать.
— Се ля ви, — танцуя сказала Сера, когда мы спускались в лифте вниз. Она учила Анну вогу – стилю танца с быстрыми движениями рук, который прославила Мадонна.
Тут мне стало не по себе. Что, если на одной из остановок была перекличка? Что, если полиция разыскивает четырех пропавших девушек? Что, если моей маме позвонили из школы и сообщили о моей пропаже?
— Как насчет поболтаться в баре? В баре отеля всегда должен быть кто-то из знаменитостей, — предложила Сера, доставая фотоаппарат.
— Сера, в джинсах и парках мы не смотримся на восемнадцать.
— Попытка не пытка. Живи рискованно, Джоз.
Анна усмехнулась, а Ли игриво ударила меня по руке:
— Это лучше, чем участвовать в дурацком марафоне.
Согласна. Это лучше, чем плестись в хвосте марафона. Хоть кто-то ценит, что мне приходится тащиться сзади, потому что некоторые – копуши? Нет. Тогда мне тоже всё равно. Когда двери лифта раздвинулись, нас ослепили вспышки фотоаппаратов. Повсюду были люди и телекамеры.
— Быть может, они все же здесь, — разволновалась Анна.
Я осмотрела фойе и помотала головой, пытаясь спрятаться от камер.
— Здесь премьер, дурехи. Вы, вероятно, решили, что он приехал вручить Трею Хэнкоку ключи от города?
— Наверное, будет какая-то пресс-конференция, — предположила Ли. — И мы всё же увидим кого-то из знаменитостей.
Анна улыбалась суматохе вокруг, и мне захотелось дать ей пощечину.
— Девчонки, давайте убираться отсюда.
— Давайте раздобудем рок-видео с Треем Хэнкоком и вернемся ко мне. Пиццу закажем, — предложила Ли.
Меня не отпускало чувство страха. Сколько бы ни убеждала себя, что никаких проблем с тем, что я сделала, нет, что никто не узнает, я не могла наслаждаться видео. Остальные казались расслабленными и всем довольными, но сколько бы пиццы и читос я не съела, это не успокаивало.
Мне всегда было любопытно, как я буду смотреться по телевизору. Сегодня вечером любопытство было удовлетворено. Пока премьер обменивался рукопожатием с делегатом из Китая, наша четверка стала двухминутными мегазвездами. Серу запечатлели танцующей вог в фойе, а Анна — тупая, глупая Анна — даже помахала в камеру, когда премьер произносил речь.
Я молилась, чтобы никто нас не узнал. Десять раз перебрала четки в надежде, что божественное вмешательство Девы Марии сломает телевизоры в женском монастыре и в домах всех учителей.
Но, конечно же, во вторник утром в классе назвали четыре имени, и вряд ли стоит вам говорить, чьи это были имена. Сестра Луиза вручила наши спонсорские ведомости обратно с таким гневом, что каждый лист обдул мое лицо, словно кондиционер.
Она выглядела злой и неприветливой, и я хотела напомнить ей, что она христианка, но из прошлого вынесла урок, что не стоит пытаться учить христианству монахинь и священников, поскольку они, кажется, считали себя монополистами на рынке.
— Я хочу, чтобы вы вернули все деньги, что собрали, и желаю видеть на этом листе подпись каждого спонсора, после того как вы объясните им, чем вчера занимались.
— Но сестра, это все ради «Международной амнистии».
— Как ты смеешь! — рявкнула монахиня. — Ученики тебе верили. Я тебе верила. Считала, что все девочки на пешем марафоне. Мы обещали вашим родителям, что присмотрим за вами, и они нам доверяли. А тут вы по телевизору: Сера делает вульгарные движения, и бог весть зачем размахивает руками вокруг головы.
— Я танцевала вог, сестра.
Сестра Луиза взирала на нас с таким отвращением, что у меня засосало под ложечкой. В тот момент я бы предпочла смерть отвращению.
— Каждый день вы будете приходить сюда после обеда и оставаться до половины пятого. Я напишу записки вашим родителям. Также вам запрещены любые другие школьные экскурсии до конца срока наказания. Позор вам. Возвращайтесь в класс.
Мы переглянулись и повернулись на выход, однако мой позор еще не окончился.
— Останься, Джозефина.
Ли ущипнула меня, проходя мимо, и я поймала сочувственный взгляд Анны. Когда сестра отвернулась, Сера протанцевала из комнаты, и, несмотря на всю серьезность положения, я чуть не рассмеялась. Прошло три минуты, когда сестра Луиза наконец подняла глаза.
— За что ты так со мной?
— Мне жаль, сестра.
— Не жаль, не оскорбляй мой интеллект. Не говори того, что я хочу услышать.
— Не знаю, что на меня нашло, сестра. Понимаю, что поступила неправильно.
— Я просила не оскорблять мой интеллект, — процедила сестра Луиза.
Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, но остановилась. Что бы ни вылетело из моего рта – всё оскорбит ее интеллект.
— Я знаю, что на тебя нашло. Ты решила на один день стать овцой, Джозефина. Ты была не лидером, а ведомой. Если будешь так легко поддаваться чужому влиянию, ты никогда ничего не добьешься.
— Я не овца, сестра, — рассердилась я.
— Это была идея Серы, верно?
Монахиня смотрела на меня с таким презрением, что я задалась вопросом: сможет ли кто-нибудь в этом мире устрашить меня так же сильно, как эта женщина?
— Нет, — солгала я.
— Ты заместитель старосты. Понимаешь, что это означает?
— Да.
— Что же? Позволь предположить. Это означает, что ты носишь значок и преисполняешься важности?
— Нет, — я была раздражена. — Это значит, что я... что у меня есть ответственность.
— Перед кем?
Я опустила глаза, а затем снова подняла: