Выбрать главу

— Перед учениками.

— А, ответственность перед учениками? Как вчера? Какие обязанности были у тебя вчера, Джозефина? Я хочу, чтобы ты назвала свои обязанности. В последних рядах были двенадцатилетние девочки, Джозефина. Дарлингхёрст – опасный район. Ты должна была проследить, чтобы с ними ничего не случится. Это была твоя ответственность.

Я сглотнула и пожала плечами:

— Вчера я была безответственной.

— Ты понимаешь, что такое ответственность, Джозефина? Если нет, попробуй один день походить за Ивой Ллойд. Вот это – ответственность.

При упоминании Ивы у меня вскипела кровь.

— Я также ответственна, как Ива, сестра. Вчерашний день – случайность.

— У Ивы случайностей не бывает. Она ответственна с того момента, когда войдет в школу и до то тех пор, пока не выйдет.

«Браво Иве», — хотелось мне сказать.

— В конце прошлого года я приняла решение, Джози, о котором в этом году жалела, но теперь понимаю, что оно было верным, — произнесла сестра Луиза. — Тебя избрали школьным старостой, но я отдала эту должность Иве, потому что знала: она справится лучше.

— Что? — выпалила я. — Почему?

— После вчерашнего нужно спрашивать?

— Будь я старостой, я бы так не поступила, — сказала я.

— Еще как поступила бы, Джозефина, и этого я и боялась. Вы с подругами заводилы. Девочки на вас смотрят. Подражают вашим действиям. Вероятно, когда ты вернешься в класс, тебя похлопают по спине, поздравляя. Я не могу позволить, чтобы моя староста подавала такой плохой пример.

— Вы ошибаетесь. Мы не заводилы, и на нас не смотрят. Другие девочки считают себя выше нас.

— Верь во что хочешь, но я не могу позволить тебе быть главной, Джози. Я всерьез подумываю выбрать другого заместителя старосты.

— Вы не можете так поступить, — вскочила я. — Это единственное, что мне нравится в этой школе.

Я смутилась, потому что расплакалась, но до этого момента я не понимала, как много для меня значит быть заместителем старосты.

— Будь я старостой, всё было бы иначе, — повторила я директрисе. — Я бы чувствовала себя по-другому. Что я сделала, что вы лишили меня этого?

— Многое, Джозефина. Ты как-то пришла на причастие, которое проводил епископ, одевшись египтянкой.

Сера подначила.

— А на семинаре Католической ассоциации встала и заявила, что правила церкви насчет ЭКО омерзительны.

— Я сказала «отстойные».

— Да, и ты сказал это перед епископом.

— Я имею право на мнение.

— Да, имеешь. Но ты не единственная, у кого оно есть, Джозефина. А ты, похоже, считаешь именно так. Ты должна понять, что иногда нужно держать язык за зубами, потому что твои действия отражаются на школе, на мне, на других. Директором школы становишься не потому, что ты средних лет и носишь облачение. Ты должна прекратить считать, что всегда поступаешь верно, должна помнить, что ты лидер не потому, что тебя так назвали. Лидером тебя делает то, что внутри. То, как ты себя ощущаешь. Значок школьной старосты не помешал бы тому, что ты сделала вчера. Ты сама должна была сдержаться. А теперь вернись в класс и подумай об этом.

Я побрела назад, всю дорогу по коридору заливаясь слезами, и прекратила только когда дошла до его конца.

«Заводилы». «Примеры для подражания». «Школьная староста». «Лидеры» – слова проносились у меня в сознании, и я начала понимать, что, наверное, сестра не лгала.

Всем нравилась Анна, и все хотели дружить с Ли, а Сере, несмотря на то что она частенько раздражала, удавалось заставить людей делать невероятные вещи, и никто никогда не называл ее чуркой, потому что ей на это было плевать.

А я? Меня выбрали школьным старостой. В общественном отношении мы были не такими уж дерьмовыми, как думали. Так что я развернулась и пошла назад, войдя в кабинет директрисы без стука.

— Мне действительно жаль, сестра. Не называйте меня лгуньей, потому что я говорю искренне.

Сестра Луиза подняла на меня взгляд без проблеска прощения:

— Я не собираюсь облегчать тебе жизнь, Джози.

— Вы должны простить меня. Вы монахиня.

— Право отпущения грехов дано священникам, Джозефина. Не монахиням.

— Значит я проживу с этим грехом на душе всю жизнь?

— Нет, только до тех пор, пока я не увижу, что ты все поняла. Пока снова не поверю тебе. У тебя большой потенциал, Джозефина, но он есть у многих. Тебе решать, как им распорядиться.

— Я не овца, — прошептала я.

— Но вчера была, Джозефина.

Когда я вернулась в классную комнату, меня действительно похлопали по спине.

— Лучше, чем участвовать в дурацком марафоне, — повторяли все.

— Я поступила неправильно, — тихо ответила я.

— Велика важность? — спросил кто-то. — Не позволяй ей навязать тебе чувство вины.

— Одну из семиклассниц мог схватить сумасшедший. Я несла за них ответственность. Это важно. Вчерашний поступок был неправильным.

«Я была неправа», — думала я про себя. Я искренне в это верила. Не потому, что так сказала сестра Луиза, и не потому, что она заставила меня в это поверить. Глубоко в душе я знала, что так и есть, и поняла, что с этого момента началась моя эмансипация.

Глава двадцать первая

Джон Бартон позвонил мне вечером в понедельник. Я не испытала того щенячьего восторга, который захлестнул бы меня еще несколько месяцев назад, но звонку все равно обрадовалась. Джон спросил, хочу ли я сходить с ним на «Макбет», и мы договорились пойти вечером во вторник, потому что на этот сеанс билеты продавались за полцены.

     Я немного волновалась, что опять увижу его подавленным, но при виде улыбающегося лица поняла: все снова нормально.

     — Знаешь, в прошлый раз ты меня здорово напугал, — призналась я.

     — Я и сам себя порой пугаю. Никогда не слушай, что я несу, когда расстроен. Экзамены и все прочее выбили меня из колеи.

     — Холодрыга-то какая, а? До чертиков надоела зима, — пожаловалась я, когда мы забежали в кинотеатр.

     Джон улыбнулся и пожал плечами.

     — Прости, мне действительно жаль, что я так себя повел.

     — Не переживай. На меня тоже временами нападает уныние, когда что-то не клеится. Я тогда начинаю думать о том, что умею, чего другим не под силу.

     — Например?

     Я на секунду задумалась, потом пожала плечами:

     — Так, ладно, я буду первой Алибранди, поступившей в университет. И стану первой женщиной в семье Алибранди, самостоятельно определяющей свое будущее.

     Джон кивнул.

     — У меня такое тоже есть. Я единственный Бартон, который умеет играть на флейте «В дуновении ветра» и «Поезд мира».

     Мы посмеялись, потом обсудили недавно виденные фильмы, и тут меня осенило: именно это мне и нравилось в Джоне Бартоне. У нас схожие интересы. Он понимал, о чем я говорю, когда я упоминала определенные книги, фильмы или темы. А с Джейкобом мы в этом категорически не совпадали. Мы взаимно презирали любимые фильмы друг друга, а книг он особо не читал.

     — Представляешь, Бен Питерс бросил школу. Не справился. И всего за несколько месяцев до получения аттестатов.

     — Ничего себе! — ахнула я. — Удивительно, что родители ему разрешили.

     — У него, похоже, случился нервный срыв.

     — Жалко, — вздохнула я, думая о Бене. — Он ведь так хорошо учился. А ты сам не боишься? Что в аттестате будут не сплошь отличные отметки? С этими изменениями в системе все с катушек слетают от волнения. Куча народу не тянет выбранные предметы, а проходной балл постоянно растет.