Эти истории, как и все те, что бабушка рассказывала мне последние пару месяцев, очень интересные. Как будто из другого мира. Истории о человеке, которого я вроде как знаю, но не совсем. Катя Алибранди, что же с тобой случилось?
Сидя там и внимательно слушая, я внезапно осознала, как же сильно изменилась. Год назад я помирала бы от скуки, а из-за своего прежнего отношения к нонне, наверное, пропускала бы все ее слова мимо ушей. Но сейчас я начинаю понимать, что мои чувства меняются, и у нас с бабушкой устанавливаются вполне добрые отношения. Мне это очень нравится.
Итак, нонна обнаружила, что мир будто бы стал меньше. Она переехала в Сидней и жила с тетей Патрицией и ее детьми, но потом они с дедушкой купили дом в районе Лейхардт, и в их жизни появилась семья моего отца.
В пятидесятые Лейхардт переживал период расцвета. Границы открылись для иммиграции, и родственники и друзья из итальянских городов стали встречаться на улицах Сиднея. Начали образовываться общины по национальному признаку. Итальянцы заселили Лейхардт, Хаберфилд и Файф-Док. Греки облюбовали Ньютаун и Мерриквилль. В пятидесятые родилась другая Австралия, мультикультурная, и тридцать лет спустя мы все еще пытаемся влиться в общество как представители национального меньшинства и одновременно встроить национальные особенности в свою австралийскую идентичность.
Думаю, моя семья прошла долгий путь. Печально, что многие этого не сделали, застряв в своем маленьком мирке. Некоторые — потому что не хотели его покидать, другие — потому что большой мир не желал их впускать.
Все эти сведения я узнавала от нонны и мамы, которая росла в шестидесятые, и постараюсь их запомнить, чтобы однажды передать своим детям. Чтобы когда-нибудь моя внучка смогла попробовать понять меня, как я сейчас пытаюсь понять нонну.
Глава двадцать четвертая
В четверг после школы Джейкоб ждал меня на автобусной остановке, одетый по-спортивному и с забранными в хвостик волосами.
Я оглядела себя: длинная форменная юбка, черные колготы и ботинки, отутюженный пиджак, строгий галстук — и подумала, есть ли в жизни место для таких пар, как мы с ним.
Он обнял меня за плечи и дождался, пока мы не свернем с Параматта-роуд, прежде чем поцеловать.
— Пахнешь потом.
— Из-за футбола, — объяснил он.
— В Аделаиде мне пришлось смотреть футбол — мой папа фанат. И это единственный случай, когда он при мне потерял самообладание.
— Ты еще Антона не видела! Думаю, у европейцев это в крови. Он бегает вокруг, обнимает всех и целует.
Я рассмеялась, представив себе Антона, лезущего целоваться с парнем.
— Так как у тебя с твоим предком? До сих пор про меня расспрашивает?
— Отец говорит, что ты думаешь о сексе, — честно призналась я.
— И откуда ему это известно?
— Он сказал, что в твоем возрасте у него на уме был один секс.
Джейкоб рассмеялся и поцеловал меня в ухо:
— Он прав.
Я смутилась, как всегда, когда Джейкоб показывал, что я его сексуально привлекаю, что случалось не так редко. Но мне было и очень приятно.
— Знаешь, у него есть подруга. Слышала вчера, как он с ней по телефону разговаривал, — сказала я, пытаясь сменить тему. — Я с ней не встречалась, но Майкл говорит, она привлекательная, умная и приятная собеседница.
— Беспокоишься?
— Есть немного, — призналась я, подняв взгляд. — В следующем году он собирается вернуться в Аделаиду. А мы только-только наладили отношения. И всё уже не будет прежним. Появится неловкость и натянутость. В первый раз в жизни чувствую себя обделенной из-за отца.
— Вы увидитесь на каникулах, Джоз. Я сам тебя отвезу.
— Мне кажется, родители нравятся друг другу. Конечно, я не так часто видела их вместе, но, оказываясь рядом, они отводят глаза, а Майкл даже краснеет.
— Почему бы им не нравиться друг другу? Когда-то они были влюблены.
— Так странно, никогда не приходилось делить маму с кем-нибудь еще. Можешь представить, если она в конце концов выйдет замуж?
— Поверить не могу, что ты думаешь, что она так и останется одинокой. Для мамы она очень круто выглядит.
— Моя мама? Круто?
— Я бы приударил за ней, будь мне за сорок.
— Мы похожи?
— Нет, слава богу!
— Спасибо, — сухо сказала я. — Значит ли это, что я не «крута» и что ты не обратил бы на меня внимания, будь тебе за сорок, а мне за тридцать?
Джейкоб затряс головой, схватил меня за руку и притянул к себе:
— Ты другая. Ты выглядишь такой суровой и бесстрашной, а внутри — нежная. Она выглядит мягкой, а на самом деле суровая и бесстрашная. Многие родители-одиночки не справляются, а она — справилась. Прекрасно тебя вырастила.
— Уж не хочешь ли ты назвать меня совершенством?
— Не совсем, — рассмеялся он.
Я остановилась у террасы и выругалась.
— О боже, у нас бабушка!
— Ну и что? Познакомлюсь с ней наконец.
Я мотнула головой, боднув его в плечо:
— Не сейчас, Джейкоб. В другой раз.
Он сердито сложил руки на груди и заупрямился:
— По какой такой важной причине?
— Нет важной причины. Просто я не рассказывала ей о тебе, а мы наконец помирились. Она рассердится и на маму, и на меня.
— Ты не рассказывала ей обо мне?
— Она не поймет, почему мама разрешает мне гулять с кем-то, кого она почти не знает.
— И что в этом плохого? — Он с досадой вскинул руки.
— Так не принято. В ее глазах я еще слишком маленькая. Девочки не ходят гулять просто так.
— Джозефина, тебе семнадцать, а не пять!
— Да, но бабушка не поймет. Джейкоб, подожди. Она выросла в другое время, в другой стране. Я знаю, тебе трудно это понять. Мне и самой-то трудно.
— Нет, — сказал он, качая головой и отталкивая меня. — Я понимаю, Джози. Будь я итальянцем, проблемы ведь не было бы? Или будь я Джоном Бартоном?
— Неправда, — заорала я. — Во всяком случае, про Джона. Конечно, ей было бы проще, будь ты итальянцем. Старики — они такие.
— Позволь мне встретиться с ней. Может, удивишься.
— Ты слышишь меня или нет? Неважно, сколько мне лет, семь, семнадцать или семьдесят. Она не обрадуется, если я войду в дом и скажу: «Познакомься с моим бойфрендом». Джейкоб, за последние дни она многое мне доверила. Если вдруг предъявлю тебя, она задумается, почему я не доверяю ей.
— А почему ты не рассказала? Последние месяца два мы встречались каждые выходные. Джози, я так мало для тебя значу?
— Не торопи меня. Я ни в чём не уверена, Джейкоб.
Он изумленно покачал головой и отвернулся:
— Знаешь, что? До твоего появления у меня проблем не было. А сейчас, куда ни поверну, упираюсь в стену. Я никогда тебя не тороплю. Тебе нужно созреть для секса. Найти подходящий момент познакомить меня с бабушкой. Какого хрена ты всегда чего-то дожидаешься?
— Так и знала! — сердито крикнула я. — Поэтому у нас никогда ничего и не выйдет, Джейкоб. Мы с тобой живем разными жизнями, и ты не понимаешь! Почему ты не можешь это понять? Для тебя всё просто, для меня — нет. Ты можешь поступать, как хочешь, а я не могу, потому что иначе обижу дорогих мне людей. Ты настолько свободнее! Живешь без оглядки на религию и культуру, подчиняешься только закону.