Выбрать главу

Эти истории, как и все те, что бабушка рассказывала мне последние пару месяцев, очень интересные. Как будто из другого мира. Истории о человеке, которого я вроде как знаю, но не совсем. Катя Алибранди, что же с тобой случилось?

Сидя там и внимательно слушая, я внезапно осознала, как же сильно изменилась. Год назад я помирала бы от скуки, а из-за своего прежнего отношения к нонне, наверное, пропускала бы все ее слова мимо ушей. Но сейчас я начинаю понимать, что мои чувства меняются, и у нас с бабушкой устанавливаются вполне добрые отношения. Мне это очень нравится.

Итак, нонна обнаружила, что мир будто бы стал меньше. Она переехала в Сидней и жила с тетей Патрицией и ее детьми, но потом они с дедушкой купили дом в районе Лейхардт, и в их жизни появилась семья моего отца.

В пятидесятые Лейхардт переживал период расцвета. Границы открылись для иммиграции, и родственники и друзья из итальянских городов стали встречаться на улицах Сиднея. Начали образовываться общины по национальному признаку. Итальянцы заселили Лейхардт, Хаберфилд и Файф-Док. Греки облюбовали Ньютаун и Мерриквилль. В пятидесятые родилась другая Австралия, мультикультурная, и тридцать лет спустя мы все еще пытаемся влиться в общество как представители национального меньшинства и одновременно встроить национальные особенности в свою австралийскую идентичность.

Думаю, моя семья прошла долгий путь. Печально, что многие этого не сделали, застряв в своем маленьком мирке. Некоторые — потому что не хотели его покидать, другие — потому что большой мир не желал их впускать.

Все эти сведения я узнавала от нонны и мамы, которая росла в шестидесятые, и постараюсь их запомнить, чтобы однажды передать своим детям. Чтобы когда-нибудь моя внучка смогла попробовать понять меня, как я сейчас пытаюсь понять нонну.

Глава двадцать четвертая

В четверг после школы Джейкоб ждал меня на автобусной остановке, одетый по-спортивному и с забранными в хвостик волосами.

Я оглядела себя: длинная форменная юбка, черные колготы и ботинки, отутюженный пиджак, строгий галстук — и подумала, есть ли в жизни место для таких пар, как мы с ним.

Он обнял меня за плечи и дождался, пока мы не свернем с Параматта-роуд, прежде чем поцеловать.

— Пахнешь потом.

— Из-за футбола, — объяснил он.

— В Аделаиде мне пришлось смотреть футбол — мой папа фанат. И это единственный случай, когда он при мне потерял самообладание.

— Ты еще Антона не видела! Думаю, у европейцев это в крови. Он бегает вокруг, обнимает всех и целует.

Я рассмеялась, представив себе Антона, лезущего целоваться с парнем.

— Так как у тебя с твоим предком? До сих пор про меня расспрашивает?

— Отец говорит, что ты думаешь о сексе, — честно призналась я.

— И откуда ему это известно?

— Он сказал, что в твоем возрасте у него на уме был один секс.

Джейкоб рассмеялся и поцеловал меня в ухо:

— Он прав.

Я смутилась, как всегда, когда Джейкоб показывал, что я его сексуально привлекаю, что случалось не так редко. Но мне было и очень приятно.

— Знаешь, у него есть подруга. Слышала вчера, как он с ней по телефону разговаривал, — сказала я, пытаясь сменить тему. — Я с ней не встречалась, но Майкл говорит, она привлекательная, умная и приятная собеседница.

— Беспокоишься?

— Есть немного, — призналась я, подняв взгляд. — В следующем году он собирается вернуться в Аделаиду. А мы только-только наладили отношения. И всё уже не будет прежним. Появится неловкость и натянутость. В первый раз в жизни чувствую себя обделенной из-за отца.

— Вы увидитесь на каникулах, Джоз. Я сам тебя отвезу.

— Мне кажется, родители нравятся друг другу. Конечно, я не так часто видела их вместе, но, оказываясь рядом, они отводят глаза, а Майкл даже краснеет.

— Почему бы им не нравиться друг другу? Когда-то они были влюблены.

— Так странно, никогда не приходилось делить маму с кем-нибудь еще. Можешь представить, если она в конце концов выйдет замуж?

— Поверить не могу, что ты думаешь, что она так и останется одинокой. Для мамы она очень круто выглядит.

— Моя мама? Круто?

— Я бы приударил за ней, будь мне за сорок.

— Мы похожи?

— Нет, слава богу!

— Спасибо, — сухо сказала я. — Значит ли это, что я не «крута» и что ты не обратил бы на меня внимания, будь тебе за сорок, а мне за тридцать?

Джейкоб затряс головой, схватил меня за руку и притянул к себе:

— Ты другая. Ты выглядишь такой суровой и бесстрашной, а внутри — нежная. Она выглядит мягкой, а на самом деле суровая и бесстрашная. Многие родители-одиночки не справляются, а она — справилась. Прекрасно тебя вырастила.

— Уж не хочешь ли ты назвать меня совершенством?

— Не совсем, — рассмеялся он.

Я остановилась у террасы и выругалась.

— О боже, у нас бабушка!

— Ну и что? Познакомлюсь с ней наконец.

Я мотнула головой, боднув его в плечо:

— Не сейчас, Джейкоб. В другой раз.

Он сердито сложил руки на груди и заупрямился:

— По какой такой важной причине?

— Нет важной причины. Просто я не рассказывала ей о тебе, а мы наконец помирились. Она рассердится и на маму, и на меня.

— Ты не рассказывала ей обо мне?

— Она не поймет, почему мама разрешает мне гулять с кем-то, кого она почти не знает.

— И что в этом плохого? — Он с досадой вскинул руки.

— Так не принято. В ее глазах я еще слишком маленькая. Девочки не ходят гулять просто так.

— Джозефина, тебе семнадцать, а не пять!

— Да, но бабушка не поймет. Джейкоб, подожди. Она выросла в другое время, в другой стране. Я знаю, тебе трудно это понять. Мне и самой-то трудно.

— Нет, — сказал он, качая головой и отталкивая меня. — Я понимаю, Джози. Будь я итальянцем, проблемы ведь не было бы? Или будь я Джоном Бартоном?

— Неправда, — заорала я. — Во всяком случае, про Джона. Конечно, ей было бы проще, будь ты итальянцем. Старики — они такие.

— Позволь мне встретиться с ней. Может, удивишься.

— Ты слышишь меня или нет? Неважно, сколько мне лет, семь, семнадцать или семьдесят. Она не обрадуется, если я войду в дом и скажу: «Познакомься с моим бойфрендом». Джейкоб, за последние дни она многое мне доверила. Если вдруг предъявлю тебя, она задумается, почему я не доверяю ей.

— А почему ты не рассказала? Последние месяца два мы встречались каждые выходные. Джози, я так мало для тебя значу?

— Не торопи меня. Я ни в чём не уверена, Джейкоб.

Он изумленно покачал головой и отвернулся:

— Знаешь, что? До твоего появления у меня проблем не было. А сейчас, куда ни поверну, упираюсь в стену. Я никогда тебя не тороплю. Тебе нужно созреть для секса. Найти подходящий момент познакомить меня с бабушкой. Какого хрена ты всегда чего-то дожидаешься?

— Так и знала! — сердито крикнула я. — Поэтому у нас никогда ничего и не выйдет, Джейкоб. Мы с тобой живем разными жизнями, и ты не понимаешь! Почему ты не можешь это понять? Для тебя всё просто, для меня — нет. Ты можешь поступать, как хочешь, а я не могу, потому что иначе обижу дорогих мне людей. Ты настолько свободнее! Живешь без оглядки на религию и культуру, подчиняешься только закону.