В том же тоне рассказала, как удивилась, увидев вместо своего дружка сразу двух женщин. Такого еще никогда не бывало!
Пикассо нашел ее очень симпатичной. В конце она добавила, что теперь они выбрали в качестве связного другого писателя, абсолютно неизвестного, и надеются, что их оставят в покое.
— Вы знаете, что такое богоявление? — спросил Пикассо у мисс Смит.
— Богоявление — это откровение. Прекрасное откровение, — она ответила не задумываясь, как будто пользовалась этим словом ежедневно.
Расстались они на самой дружеской ноте.
Пикассо спустился купить сандвич. За окном кафе заметил Куаньяра, ускорил шаг, на ходу проглотил свой обед и нырнул в недра универмага. Там, следуя рекомендациям юной анорексички, затянутой в черные джинсы, приобрел майку в заклепках с лейблом «Роллинг стоунз» для Жюльетты и духи для Элен — новой марки, в металлическом флаконе, не напоминающие ни о чем. Вернувшись на работу, обнаружил присланный из психиатрической клиники отчет о пребывании у них Франсуа Кантора и сообщение от Куаньяра, который предупреждал, что сегодня больше не появится. «Хорошего Рождества». И подпись — Патрик Куаньяр.
По пути домой Пикассо сделал крюк и заглянул на бульвар Сен-Жак. Позвонил в дверь Катрин Херш, которая долго не открывала.
— Это Пикассо, — представился он в домофон.
— Который? — не удержалась она.
Пикассо не отреагировал на шутку. Она ему не нравилась. Противная баба. Впустив его в квартиру, она тут же повернулась к нему спиной. Стоя в прихожей между двумя чемоданами, он без предисловий спросил, спит ли она с Венсаном Конком.
— Нет, — усмехнувшись, ответила она.
— Кому из вас двоих пришла в голову идея с анонимкой?
— Вы что, с ума сошли? — возмутилась она, прикуривая сигарету от крохотной зажигалки в виде фотоаппарата.
— Послушайте. Я ведь в прошлый раз взял у вас отпечатки пальцев. Они совпадают с отпечатками на анонимном письме.
Пикассо относился к числу ярых сторонников блефа, считая его непревзойденным способом экономить время.
Катрин Херш упала на диван, словно кто-то толкнул ее под коленки. Инспектор стоял у окна и смотрел, как зима обнимает печальных прохожих. Из задумчивости его вывел ее голос:
— Я безумно влюблена в Венсана. До него у меня были только женщины. Вы с ним знакомы?
— Да.
— Он прекрасен, как женщина. Я не смогла устоять. Мы уже полгода любовники. — Она уставилась в широкую спину Пикассо, который никак не реагировал на ее слова. — Я написала это письмо, чтобы хоть что-нибудь произошло. Чтобы она его бросила. А эта идиотка ему даже ничего не сказала! И чего я добилась своим письмом? Разворотили мне кухню, и все!
Она помолчала, а потом спросила, что инспектор намерен делать дальше. Он отвернулся от окна и медленно пошел к выходу.
— Ничего. Во всяком случае, по отношению к вам. Эти постельные глупости меня не интересуют.
Он вышел из квартиры и, спускаясь по лестнице, услышал, как захлопнулась дверь. У него в кармане зазвонил телефон. Куаньяр в двух словах доложил, что женщина из музея не опознала мужчину на фотографии.
— А ювелир?
— Тоже нет, — тяжело дыша, добавил он и быстро повесил трубку.
Пикассо сел в машину. Делать было больше нечего, и он поехал домой. На светофоре фальшивый Санта-Клаус угостил его конфетой в фантике с рекламой известного производителя мобильных телефонов. Он сунул шоколадный трюфель за щеку, открыл бардачок, достал диск с записями калифорнийской музыки и зашвырнул его на заднее сиденье, как гранату с выдернутой чекой.
Элен встретила его в ярко-зеленом, по всей видимости новом, атласном платье. Оно туго обтягивало формы этой женщины, досконально изучившей каждую свою мышцу. Волнистые иссиня-черные волосы, уложенные аккуратными завитками, служили наглядным свидетельством не менее скрупулезной работы. На ее фоне Пикассо, не мывшийся двое суток и еще хранивший на себе слабый след присутствия Алисы, выглядел в своем помятом пальто настоящим клошаром. В гостиной был накрыт стол. Он скрылся в ванной. Раздевшись, осмотрел себя в зеркале и решил, что он толстый и рыхлый. В голове крутилась дурацкая присказка, преследовавшая его с самого детства: вот где собака зарыта. «Ничего, скоро узнаем, где тут собака зарыта», по поводу и без повода любила повторять мать. Почему-то он всегда принимал эту угрозу на свой счет. Настанет день, думал он, и все станут тыкать в него пальцем, приговаривая: вот где собака зарыта! Из соседней комнаты доносился голос Жюльетты, разговаривавшей по телефону. Он почувствовал облегчение. Хорошо, что она дома. Как будто она служила ему защитой от женщины в зеленом, ожидавшей за дверью. Он смешал в бельевой корзине запахи Алисы и Элен. Как вчера, когда одна отдавалась наслаждению под музыку другой. Пикассо покраснел. Он побрился, надел белую сорочку и вышел из ванной, словно шагнул на сцену, набрав полную грудь воздуха.