Другой житель Пильяро, также занимавшийся раскопками в Милине, вернулся оттуда с сундучком, полным глиняных черепков и подобных редкостей. Впрочем, один из наших пеонов выдал нам секрет этой «находки». Поскольку никак не удавалось найти желающих вложить деньги в дорогостоящие раскопки, сей ловкач взял с собой черепки из Пильяро и подбросил в том месте, где рыли пеоны. Он рассчитал, что они найдут их и потом подтвердят, что эти холмы — действительно курганы.
Повсюду мы видели следы динамита, лопат, заступов, и я невольно вспомнил слова тестя: деньги, потраченные на розыски золота и кладов, неизмеримо превосходят стоимость всех когда-либо найденных кладов..
— Гейнц не занимался раскопками? — спросил я пеонов.
— Нет, он говорит, что только дураки тратят время и деньги на такую ерунду, вместо того чтобы заниматься делом.
Что ж, он, пожалуй, прав. Вряд ли у него был бы сегодня такой счет в банке (говорят, что Гейнц скопил немалую сумму), если бы он забросил своих свиней и коров и принялся искать золото…
Пройдя Милин, мы пересекли вброд реку того же названия и вышли на обширное болото, о котором упоминает дерротеро. По истечении двух с лишним часов после выступления из Тамбо-де-Мама-Рита наш отряд очутился на пригорке; с него открывался вид на два озера, «которые называют Лос-Антеохос («Очки»), потому что их разделяет полоска земли, напоминающая очертаниями нос». Описание Вальверде оказалось настолько точным, что ошибиться было просто невозможно.
В дерротеро говорится, что отсюда опять можно увидеть Серрос Льянганати; во время своего шестого путешествия Андраде и в самом деле отчетливо различал с этого места три вершины. Англичанин Дайотт тоже подтверждает это указание, причем он определил направление по компасу; судя по его данным, речь шла о тех самых горах, которые видел Андраде. Но нам не повезло. Хотя погода стояла сносная и то и дело проглядывало солнце, видимость на восток была плохая, самые высокие вершины скрылись в облаках.
Увижу ли я когда-нибудь заветный «треугольник»? Да и существуют ли они вообще — три вершины, описанные Вальверде?
7
ТРИ ВЕРШИНЫ
Путь от озер Антеохос до Яна-Коча — Черного озера, также упоминаемого в дерротеро Вальверде, — занял еще около часа; мы шли сначала через топкое болото, затем сквозь густые заросли по извилистой тропе.
Несколько раз нам попадались свежие следы пумы. Это был на редкость крупный экземпляр; возможно, тот самый, который производил опустошения в стадах Гейнца. Андраде показал нам место, где застал как-то пуму, пожиравшую убитого ею оленя.
Медведей здесь также было немало, если судить по объеденным растениям пуйя по обе стороны тропы. Сочная сердцевина этих колючих растений — самое любимое блюдо обитающих в парамос медведей. Если сорвать лист пуйя, на стволе получается чашеобразное углубление, которое во время дождя заполняется водой.
Как-то на вулкане Пичинча мне пришлось вместе со своими спутниками разбить лагерь в совершенно безводном месте.
К счастью, медведи лакомились здесь пуйя, и мы смогли набрать из «чаш» много литров воды. Выходит, медвежья услуга может быть полезной! Кстати, в этот раз у нас было плохо и с провиантом. Мы последовали примеру медведей и стали есть пуйя. Оказалось, что это довольно вкусно, вроде пальмовых почек. Как ни странно, ни один из пеонов, ходивших с нами в Льянганати, не знал, что пуйя съедобна. Мы дивились: уж кто-кто, а они-то должны были знать все, что можно употреблять в пищу в этом диком краю!
В Льянганати обитает очковый медведь — «Урсус орнатус», причем здесь встречаются два-три подвида, различающиеся и цветом и размерами. Капитан Лох сообщает, что крупнейшие экземпляры достигают в весе 550 фунтов! Очковый медведь нападает только в исключительных случаях, но зато оказывает яростное сопротивление, если сам подвергнется нападению. В период спаривания он, подобно многим другим животным, становится раздражительным; это испытал на себе один вакеро — из тех, которых мы встретили в Тамбо-де-Мама-Рита. Он ехал верхом по парамос и заметил двух медведей — они ухаживали за медведицей и время от времени обменивались оплеухами. Вдруг один из медведей обнаружил всадника, забыл о сопернике и о прекрасной даме и стремглав помчался на чужака. Вакеро пришлось пришпорить коня, чтобы спастись, да и то рассерженный медведь долго преследовал его. В тот же день вакеро вернулся туда с ружьем и собаками, но медведей уже и след простыл.
Нам попадались следы не только пум и медведей, но и — что гораздо важнее для кладоискателя! — древних дорог, по всей вероятности проложенных еще инками.
— Что, кроме золота, могли инки перевозить по этим дорогам! — воскликнул Луис Андраде убежденно.
Мы продолжали идти согласно указаниям дерротеро: «…по ту сторону Черного озера тебе следует спуститься по склону пригорка таким образом, чтобы попасть в ущелье, в которое низвергается водопад. Здесь ты найдешь мост из трех бревен; если же его нет, то сделай сам в наиболее подходящем месте и переходи».
— Тут легко ошибиться, — сообщил Андраде, — и многие ошибались. Дело в том, что водопадов два. Один ближний — в конце Черного озера, второй — на Рио-Гольпе, одном из правых притоков Рио-Льянганати. Если перейдешь реку, вытекающую из Черного озера, — это и есть Рио-Льянганати, — то выйдешь к горам Кордильера-де-Мулатос, окажешься слишком далеко на севере, и местность уже не будет соответствовать указаниям дерротеро. Правда, там тоже есть гора с тремя вершинами, есть также озеро и водопад, но они расположены слишком высоко, поэтому совсем нет лесов, о которых говорится в дерротеро. Капитан Лох, Бошетти и дʼОрсей тщетно искали клад у этой горы. Один пеон, ходивший с дʼОрсеем, рассказывал, что когда дʼОрсей пришел туда, то сел и зарыдал; от радости или огорчения, сказать трудно. Глядя на него, пеон и сам прослезился. Именно вокруг этой горы кружил Джордж Хоуден, когда мы летали над Льянганати. Но я готов поклясться, что все, кто искал клад Вальверде севернее Рио-Льянганати, только зря тратили время.
Со спуском в долину Рио-Льянганати все вокруг изменилось. Мы очутились внезапно в сказочных субтропических дебрях. Деревья казались бородатыми от влажного мха, рядом с громадными папоротниками росла высокая трава эспаданья со штыковидными листьями, а еще ниже склоны были покрыты густыми зарослями бамбука. Проход, который прорубил Андраде годом раньше, совершенно зарос, и нам пришлось пустить в ход тесаки. Откуда ни возьмись, налетели тучи насекомых. Огромные злые слепни и тысячи маленьких кровожадных мух, так называемых аренилья, набрасывались на малейший незащищенный участок кожи и сосали кровь до того, что едва не лопались. К счастью, у меня было с собой несколько бутылочек жидкости против комаров — она творила чудеса.
Нелегко приходилось носильщикам с их тяжелыми, громоздкими ношами. Тюки цеплялись за ветки, ноги застревали в корнях. Чтобы пробиться вперед, приходилось либо совершать акробатические номера, либо ползти на четвереньках. В итоге пеоны с ног до головы вымазались в глине.
На маленькой прогалине в лесу, откуда открывался вид на восток, Андраде вдруг схватил меня за руку и взволнованно прошептал:
— Постой!.. Пусть носильщики пройдут немного, я тебе покажу что-то…
Мы пропустили вперед носильщиков, и, когда исчезла спина последнего из них, Андраде указал рукой в восточном направлении:
— Серрос Льянганати! Три вершины!
Мне не пришлось напрягать зрение, чтобы увидеть их: они вырисовывались ясно и отчетливо.