В поисках анаконды (с илл.)

Мы сожалели, естественно, что не приплыли в Пуэрто-Легизамо чуть раньше — какие кадры пропали! Впрочем, узнав, что мы приехали как раз за анакондами, один из наших собеседников вызвался показать нам путь к небольшому озерку выше по Каукае. Там индейцы несколько раз видели на редкость огромную анаконду — не меньше десяти метров в длину!

Нашего добровольного проводника звали Обдулио Вильямисар, он пользовался славой «самого искусного охотника и рыболова на всей Путумайо». В молодости Вильямисар был каучеро — добывал каучук — и немало походил по Бразилии и Колумбии. Затем участвовал в экспедициях немецких звероловов, помог, в частности, поймать много ягуаров. Теперь он жил охотой и рыболовством, особенно часто ходил с гарпуном на пираруку и кайманов. Пираруку, или арапаима, — крупнейшая в мире пресноводная рыба: она достигает в длину четырех метров и весит до трехсот килограммов. Кайман — вид крокодила, его кожа пользуется большим спросом.

Не теряя времени, мы сразу двинулись вместе с Вильямисаром вверх по Рио-Каукае в длинной лодке с подвесным мотором. На буксире у нас плыла вторая лодка, поменьше. Немало рек повидал я в Амазонас, но не знаю реки прекраснее Каукаи. Мягкими извивами течет она сквозь пышные джунгли, ласкающие глаз неисчислимым множеством оттенков зелени и тысячами орхидей и других цветов. Летают нарядные птицы — туканы, цапли, попугаи, зимородки, порхают бабочки всех цветов радуги… Именно так представляешь себе тропическую реку.

А сколько обитателей в самой реке! Мы видели множество кайманов, черепах, рыб — и каких рыб! У нас был с собой спиннинг, рассчитанный на пятикилограммовых щук. Стоило забросить крючок, как сейчас же поплавок скрывался под водой. С первого раза на приманку кинулся громадный оранжевый пехеррей. Несколько мощных рывков — и его острые зубы перекусили прочную лесу. Мы заменили ее. Следующая рыба оборвала крючок. Всего у нас было с собой три лесы. Их хватило на пять минут.

Проплыв полдня вверх по Каукае, мы разбили лагерь. Стоял засушливый период, солнце палило нещадно, тем не менее нам пришлось пережить здесь внезапный кресиенте — паводок, вызванный бурными ливнями в верховьях. Мы оставили лагерь рано утром и вернулись только уже под вечер. За это время река поднялась на целый метр, наши раскладные кровати стояли в воде, и Лино лихорадочно работал, спасая снаряжение. Пришлось нам поспешно переезжать.

^{Это не странствующий кактус, а всего лишь гусеница.}

^{Самые большие тысяченожки достигают здесь в длину тридцати сантиметров.}

^{Этот страшный жук вооружен, как носорог.}

^{Гигантская гусеница.}

^{Гусеницы объели уже всю верхушку и спускаются вниз.}

^{Не правда ли, смешная физиономия у ленивца?}

^{Электрического угря лучше не брать руками.}

^{Лино поправился и запел опять.}

^{Куда же мы направимся теперь?}

^{На такой лодке кофанам не страшна никакая стремнина.}

^{Индейцы прихорашиваются перед праздником.}

^{Ожерелье из клыков ягуара — украшение охотника.}

^{Мы обсуждаем предстоящий путь.}

^{Ах, как весело!}

^{Эта игра понравилась кофанским детям не меньше, чем нашим собственным.}

^{Так индейцы лепят сосуды из глины.}

^{Олле устроил концерт для индейцев. Особенно понравилась им музыка Бетховена.}

^{Кофан заряжает духовую трубку…}

^Огонь!

^{Состязание продолжается.}

^{Кофаны стреляют из духовой трубки без промаха.}

^{Кофан спускается со второго «этажа».}

А теперь снова предоставляю слово Курту. Он расскажет о нашей жизни на Каукае, о трудностях съемки в сырых, жарких джунглях и о поисках анаконды:

«Утро в джунглях. Косматый лес стряхивает с себя пелену тумана, и он уплывает вниз по сонной реке. Усталые после ночного бдения, миллионы москитов удаляются на отдых. Но в тот самый миг, когда первые лучи ослепительного солнца разбиваются вдребезги о блестящую поверхность воды, из зарослей в поисках жертвы вылетают тучи кровожадных мух. Я сижу беззащитный около нашего лагеря, перезаряжаю кассету, когда они набрасываются на меня. Обе мои руки — в черном мешке, где происходит перезарядка, а намазаться жидкостью, отпугивающей крылатых хищников, я забыл. Миг — и мои плечи уже совершенно изъедены. В отчаянии выдергиваю руки из мешка, жертвую пленкой. Конквистадоры, миссионеры, путешественники прошлого — как они могли выносить хоть один день в этой стране без спасительной жидкости!..

…Вот уже много часов мы пробиваемся с помощью мачете сквозь сплетение косматых воздушных корней, упрямых ветвей и колючих пальм, а коварные лианы ловят нас в свои сети и подставляют ножку. Воздух влажный и душный. Наши рубахи потемнели от пота.

Наконец впереди открывается ярко-зеленое болото; упавшие деревья-гиганты простирают в немом отчаянии к небу черные руки-сучья. Маленькая блестящая рыбка нарушает раскаленную тишину, выпрыгивая из воды. Несколько пузырьков газа лопаются на маслянистой поверхности.

Здесь живет водяной удав — анаконда. Мы балансируем по гниющим стволам, проваливаемся по пояс в грязь, а за нами неотступно следуют тучи насекомых. Съемочная камера становится все тяжелее и тяжелее. Руки горят, когда я поднимаю ее, чтобы заснять очередные кадры. И вот случается неизбежное. Слышится характерный треск, словно кто-то давит ногами ореховую скорлупу: разбухшая от влаги лента заедает, и лентопротяжный механизм рвет перфорацию. Пробую сменить кассету. Снимаю несколько сцен — снова треск. Нет, видно, из съемок ничего не выйдет. Расстроенные, мы продолжаем поиски, но я мечтаю лишь об одном — хоть бы мы не нашли анаконду сегодня! Моя мечта сбывается.

Вечером я бьюсь над разрядкой кассет. Руки влажны от пота. Светочувствительный слой превратился не то в сметану, не то в жевательную резину. Все же мне удается убрать ленту в жестяные коробки. Однако вечерняя роса слишком обильна, чтобы я мог разобрать аппарат. Уныло заползаю под накомарник и долго не могу заснуть…