В том месте, где мы встретили экуадорианца, река Сан-Мигель уже становится бурной. Пенистые пороги и коварные водовороты быстро заставили нас понять, что здесь не так-то просто управлять лодкой.
На одном повороте, где течение было особенно сильным, винт нашего мотора ударился о камень и сломался. Мы попытались добраться до берега с помощью шестов и весел, но стремнина подхватила лодку и помчала ее с бешеной скоростью вниз по реке. Тогда мы с Куртом выскочили на мелком месте, чтобы притормозить. Куда там! Наше суденышко продолжало нестись дальше, с той лишь разницей, что теперь мы плыли на буксире, уцепившись за борт. Вдруг кто-то крикнул:
— Немедленно отпустите — разобьетесь о камни!
Лодку полным ходом несло на камень. Мы поспешили отпустить ее и направились вплавь к берегу. Меня пронесло еще метров сто, но я все-таки выбрался на сушу. С Куртом дело обстояло хуже: он наглотался воды и выбился из сил. Впрочем, он не растерялся — спокойно отдался на волю течения и поплыл на спине, пока его не выловили с лодки. После столкновения с камнем она развернулась в правильном направлении и возобновила свой путь вверх по течению, развив при этом еще большую скорость, так как теперь все налегли на весла.
Выяснилось, что наш новый экуадорский друг хорошо знает реку. В течение двух следующих дней он был нашим штурманом, и мы обошлись без серьезных происшествий. Но потрудиться пришлось основательно. С каждым днем Сан-Мигель становилась все мельче и стремительнее. Теперь мы могли включать мотор только на отдельных участках. То и дело приходилось вылезать из лодки и перетаскивать ее через пороги. Одновременно надо было следить, чтобы не напороться на хвостоколов, которыми кишела река. Немалые мучения причиняли нам также кровожадные мухи.
Незадолго до сумерек мы разбивали лагерь на песчаном бережку. Лино разжигал костер и готовил ужин, остальные натягивали палатку и старались навести уют. В ожидании ужина каждый был чем-нибудь занят. Курт и Олле возились со съемочной и звукозаписывающей аппаратурой (за ней требовался уход, как за грудным ребенком), упаковывали заснятые ленты, прослушивали магнитофонную ленту и писали отчеты о проделанной за день работе. Торгни помогал им. Мы с Муньосом разбирали и обрабатывали очередное пополнение наших коллекций. Хорхе, страстный охотник, уходил в лес с ружьем или на реку с острогой; нередко он возвращался с добычей. Каждый раз он надеялся встретить «эль тигре», но, хотя нам повсюду попадались следы пятнистой кошки, ему так и не удалось подстрелить ни одного ягуара. Зато Хорхе дважды приносил оцелотов[23] — и то неплохо!
Впрочем, там, где Хорхе не мог доказать ружьем, он наверстывал языком. Слушать его рассказы у костра было все равно, что читать увлекательный приключенческий роман. Он был врожденный рассказчик. Мимика, жесты, различные звуки делали его повествование настолько правдоподобным, что мы невольно хватались за револьверы.
Однажды в Пуэрто-Асис Торгни наслушался воспоминаний Хорхе и всю ночь во сне видел ягуаров. А когда под утро на улице замычала корова, он вскочил с кровати и забегал по комнате в поисках ружья, крича: «Эль тигре! Эль тигре!» Лишь громкий хохот Хорхе привел Торгни в себя.
— Послушайте, как опозорились однажды охотники за ягуарами на реке Путумайо, — рассказывал Хорхе. — Двое охотников увидели с лодки переплывающего реку ягуара. Они выстрелили, но промахнулись, а ягуар направился прямо к ним и стал карабкаться в лодку. Охотники до того перепугались, что попрыгали в воду. А когда они выбрались на берег, то увидели уплывающую лодку и в ней ягуара — он сидел ужасно довольный и вылизывал шерсть…
Еще одна история Хорхе:
— Пожалуй, самая моя удачная охота происходила в 1938 году. Я служил тогда военным моряком на канонерке. (У Хорхе множество колумбийских наград за невероятные подвиги в войне против Перу.) И вот однажды на Путумайо мы увидели, как через реку плывут штук шестьсот — семьсот саинос, — диких свиней. А нам как раз нужно было любой ценой раздобыть провиант для частей. Ну, я и сел с двумя матросами в моторную лодку и отправился за котлетами. На лодке был установлен пулемет, да еще мы взяли с собой топоры. Хотите — верьте, хотите — нет, но мы добыли девяносто свиней! Кроме того, поймали немало поросят — они перебирались через реку на спинах взрослых животных. Конечно, хвастаться тут нечем, даже вспомнить стыдно: это была уже не охота, а бойня. Впрочем, свиньи потом отыгрались на мне. Случилось вскоре, что я оказался в окружении стада в двести саинос. Сам-то я спасся от них на дерево, зато от моих собак только клочья полетели, и я ничего не мог поделать…
Лино тоже развлекал нас своим искусством: он играл на гитаре и пел. Это было совсем не то, что «тру-ля-ля» черного Хокке! У Лино был чудесный голос и обширный запас песен — самба, порро и как там они еще называются…
23