В поисках анаконды (с илл.)

Когда рассвело, Хорхе изготовил с помощью индейцев прочную клетку. Они вбили в землю бамбуковые жерди, затем из бамбука же сделали стенки и крышу. Гвоздей у них, понятно, не было, и они скрепили все лианами. С некоторым трудом им удалось поместить анаконду в клетку и развязать удерживавшую змею веревку. Затем Хорхе и его спутники продолжали путь вверх по реке.

Забегу вперед и расскажу о судьбе змеи. Девять дней спустя, возвращаясь к реке Путумайо, мы высадились на островке, где оставил свою анаконду Хорхе. Нас встретило ужасающее зловоние; мы сразу поняли, что змея погибла. А затем увидели и как это произошло. Земля вокруг клетки почернела от полчищ хищных муравьев, а самой клетки просто не было и видно. Анаконду убили муравьи! Страшная, мучительная смерть постигла пленницу Хорхе, не имевшую никакой возможности уйти от безжалостных хищников.

Помимо провианта, а также нескольких бутылок агуардиенте от испанского кузнеца, Хорхе привез нам ужасную новость: будто бы индейцы-каннибалы, обитающие в джунглях между реками Сан-Мигель и Путумайо, съели охотника Мануэля из поселка Эскумби. Мануэль не вернулся с охоты домой в условленное время; тогда его жена с несколькими индейцами хитото вышла на розыски мужа. Сидя в укрытии, они были свидетелями ужасного пира, но предпринять ничего не могли, так как каннибалов было гораздо больше. Теперь на поимку убийц выступил целый вооруженный отряд.

Вся эта история показалась мне крайне неправдоподобной, и я тщетно пытался впоследствии получить подтверждение ее достоверности.

Уже под конец нашего пребывания у кофанов произошло событие, которого мы никак не ожидали.

Однажды вождь пришел в наш лагерь, сообщил, что вечером мужчины собираются пить яхé, и предложил принять участие, если мы пожелаем. Я готов был обнять его! Мы знали, что белые никогда не допускаются на это ритуальное собрание индейцев, и готовы были отдать все, что угодно, за возможность присутствовать на нем. А тут кофаны сами приглашают нас! Трудно было придумать более убедительное доказательство того, что мы завоевали дружбу и доверие индейцев.

Яхе — наркотический напиток, изготовляемый из коры лианы Банистериа каапи. Индейцы говорят, что от этого напитка душа покидает тело и отправляется в странствие, во время которого переживает много чудесного. Волшебный напиток пьют только ночью, в сооруженной специально для этого хижине в джунглях. Женщинам присутствовать при этом строго воспрещается.

Индейцы начинают пить яхе с наступлением сумерек и соблюдают при этом строгий ритуал. Готовит напиток вождь. Сняв с лианы кору, он измельчает ее, потом заливает водой, все время произнося заклинания и монотонно напевая. Он же подносит всем готовый настой; индейцы подходят по одному, становятся на колени и принимают от вождя чашу. Позже, под воздействием яхе, они начинают подпевать вождю.

Было уже темно, когда мы вместе с нашим переводчиком подошли к хижине, укрывшейся в гуще джунглей на другом берегу Руми-Яку. Хижина оказалась без стен — просто навес из пальмовых листьев. В углу, в небольшом очаге, светилось пламя, около которого сидели, согнувшись, несколько индейцев. Другие лежали в гамаках, натянутых вдоль и поперек между столбами хижины. Все кофаны были празднично одеты. Вождь сидел на своем гамаке спиной к остальным и готовил яхе. Иногда он помахивал в воздухе веткой и что-то пел неверным, прерывающимся голосом.

Царила какая-то жуткая атмосфера, погода способствовала усилению мрачного колорита. Не успели мы войти под навес, как разразилась страшная гроза, захлестал сильный ливень. Мощный порыв ветра сломал высохшее дерево рядом с хижиной, и послышался такой грохот, словно оно обвалилось прямо на головы нам.

Мы сели в сторонке. Никто не обратил на нас внимания, за исключением кусачих муравьев. Было холодно и сыро. Мы обсуждали шепотом надежды на осуществление нашего замысла; дело в том, что мы захватили магнитофон, съемочные аппараты и магниевые лампы. При этом мы не спросили предварительно разрешения у вождя: боялись услышать отказ.

^{Хорхе увидел анаконду.}

^{Анаконда оборвала веревку и уплыла.}

^{Нередко мы везли лодку, а не она нас.}

^{Возвратившись из очередной экскурсии, мы разбираем свое снаряжение.}

^{Стоит перевернуть черепаху — и она беспомощна.}

^{Эта маленькая змея опаснее анаконды.}

^{Хриплые крики черных бакланов очень понравились нашему звукооператору Олле.}

^{Рыба, которую поймал Вильямисар, считается самой большой пресноводной рыбой на свете. Ее зовут пираруку.}

^{Пока мы ловим рыбу, Лабан хозяйничает на кухне.}

^{Даже в лесу можно встретиться с крокодилом.}

^{Анаконда мирно дремала на солнце, но мы нарушили ее покой.}

^{Гигантская змея недовольна, но нас оказалось слишком много.}

^{Снова в Льянганати!}

Я осторожно подозвал переводчика. Как он думает: можно нам будет снять несколько кадров и записать пение? Переводчик неуверенно покачал головой. «Может быть… а может быть, нет, — ответил он. — Во всяком случае, раньше полуночи лучше и не пытаться…»

Ожидание показалось нам очень долгим. Мы основательно продрогли. Мы воевали с муравьями и москитами, слушали монотонную прерывистую песню, и глаза неумолимо слипались.

Но вот опять подошел переводчик.

— Кто хочет пить яхе? — спросил он.

Разумеется, все! Однако следовало быть воздержанными, на случай если окажется возможным осуществить наши планы. Поэтому мы только чуть пригубили необычный напиток. Бурая жидкость оказалась такой горькой, что мы невольно скривились. У Торгни сразу схватило живот. Для меня вкус яхе не оказался новостью: я пробовал раньше тот же напиток у индейцев хибаро, охотников за головами, обитающих в Восточном Экуадоре (там он называется натéма). Тогда он вызвал у меня странные видения и галлюцинации.

Время тянулось мучительно медленно. Вот уже миновала полночь. Кое-кто из индейцев задремал в своем гамаке, но большинство продолжали пить яхе, курить, беседовать, смеяться, петь — в общем, вели себя, как захмелевшие люди. Было что-то гипнотическое в однообразной песне, которую исполняли глухие дрожащие голоса.