Добыв змей, мы снова направились вверх по Путумайо — завершить кое-какие необходимые съемки до наступления дождей. Все эти дни стояла страшная жара, но нам приходилось трудиться без устали с утра до позднего вечера. Курт проявил настоящий героизм, работая с таким напряжением вопреки своей болезни. Но такой уж он есть: всегда впереди со своей камерой, хотя бы пришлось ползти по грязи, стоять по пояс в ледяной воде или балансировать на крутых скалах над пропастью. Дизентерия и жара не мешали ему трудиться двенадцать часов в день.
Редкие животные непременно должны были участвовать в нашем фильме, и мы посвятили им немало времени и терпения. Нам удалось запечатлеть тапиров, муравьедов, ленивцев, диких свиней и других млекопитающих Амазонас, но также и тварей поменьше. Даже насекомые производили сильное, подчас даже устрашающее впечатление, если мы снимали их крупным планом во весь кадр.
Сотни метров пленки потратили мы на удивительных муравьев-листорезов — искуснейших агрономов. Эти красные муравьи питаются специальным видом грибов, который сами же и культивируют, причем настолько давно, что этот вид уже не существует в диком состоянии, подобно нашим культурным растениям. Свои подземные «плантации» муравьи удобряют листьями с определенных деревьев. В джунглях на каждом шагу попадаются прилежные муравьи, которые тащат домой зеленые кружочки, а навстречу им идут за новой порцией другие колонны. Если последовать за рабочими муравьями до муравейника, то можно увидеть других муравьев, поменьше, которые отвечают за чистоту и выносят из муравейника всевозможный мусор на «помойку».
Листорезы причиняют страшный вред плантациям и садам, и население относится к ним с острой ненавистью. Вообще в Амазонас муравьи являются первыми врагами человека. Вы встретите их повсюду, в любое время дня и ночи, и большинство кусается очень чувствительно. Хуже всего самые крупные виды, черные «конга» (Парапонера, Грандипонера), достигающие трех сантиметров в длину. Они очень ядовиты; кусают и жалят (наряду с мощными челюстями, они оснащены здоровенным жалом, скрывающимся в брюшке) чрезвычайно больно. Это мы с Торгни знаем по собственному горькому опыту.
Конга попал в наш фильм, а также волосатый ядовитый паук-птицелов ужасающих размеров. Паук получал от нас даже жалованье, как и положено статисту: тараканов и других насекомых. Он стал нашим домашним и подопытным животным. Несколько месяцев мы возили с собой паука-птицелова в маленькой клетке. Он чувствовал себя превосходно и с большим аппетитом поедал все, что мы для него ловили.
Наши друзья, солдаты в Пуэрто-Легизамо, смотрели на нас, как на настоящих героев, когда мы принялись снимать чичарро мачако. Это своеобразная цикада, ее назвали светоноской из-за большого нароста на голове, напоминающего фонарь, хотя она ничуть не светится. Светоноска — совершенно безобидное насекомое, тем не менее в Амазонас ее считают смертельно ядовитой и боятся, как чумы. Когда мы поймали одну чичарро мачако и стали обращаться с ней так, словно это самое безвредное существо на свете, жители Пуэрто-Легизамо решили, что мы просто сошли с ума. Даже убедившись, что с нами ничего не случилось, они не хотели верить в ее безвредность.
— Вам просто повезло: одного укуса этой твари достаточно, чтобы убить человека, — сказал нам один офицер, не первый год живший в Амазонас.
Но самое редкое зрелище, касающееся насекомых, мы наблюдали во время первой экспедиции на реке Кагуан: полет термитов.[26] Это было нечто потрясающее. Три дня подряд с раннего утра до полудня над рекой словно повисал густой дым. Миллионы, если не миллиарды, термитов летели вверх по реке. Однажды прошел дождь — после него вся поверхность реки была усеяна прибитыми насекомыми. В другой раз они даже при яркой солнечной погоде сыпались в воду, точно снег.
Позже я узнал причину этого перелета. Крылатые самцы и самки термитов появляются только к началу дождливого периода. Когда в гнезде скапливается избыток взрослых насекомых, они начинают, подобно муравьям, роиться и спариваться либо в воздухе, либо на земле, после того как сбросят крылья.
В том же путешествии мы наблюдали другое явление, связанное с периодом дождей. Разбив лагерь на песчаном берегу, мы заметили как-то вечером крохотную симпатичную черепашку, потом еще и еще одну… целое множество. Сначала мы не могли понять, откуда они взялись. Я прошел с фонариком вокруг лагеря и обнаружил, что малютки выползают из ямок в песке: очевидно, с наступлением дождей они вылупливаются из яиц. Выбравшись из норки, малыши направлялись прямиком к реке.
Вообще я нигде не видел такого количества речных черепах, как на Кагуане. Они попадались здесь целыми косяками, даже затрудняли плавание на лодке. Винт нашего мотора то и дело ломался о панцири черепах.
Поразительно богатство животного мира Амазонас, но одно дело — наблюдать и записывать, совсем другое — запечатлеть его представителей на пленке. Нам приходилось мириться с частыми неудачами. В гуще сумрачных дебрей или под проливным дождем трудно получить первоклассный кадр, и даже при безупречном освещении далеко не всегда удается поймать киноглазом животное. Звери пугливы, они не ждут, картина изменяется мгновенно. И если мы все же смогли за относительно короткий срок заснять столько обитателей джунглей, то дело тут не только в искусстве оператора, но и просто в везении.
После четырех месяцев усердной работы пришло время возвращаться на родину. На этот раз наше возвращение не было позорным отступлением: мы засняли 17 тысяч метров пленки — 17 километров! Вполне достаточно для нашей полнометражной картины.
Было решено, что я поспешу в Боготу, чтобы уладить там различные дела. Остальные прибудут спустя неделю: надо было собрать еще кое-какие экспонаты, уложить снаряжение и сделать, в знак благодарности за гостеприимство, небольшой фильм о пограничной заставе в Пуэрто-Легизамо.
Мы не раз обсуждали, что делать с Лабаном, когда кончится экспедиция. Больше всего нам, конечно, хотелось бы взять его с собой, но это было невозможно. Ревуны очень нежны и чувствительны к перемене климата, — везти Лабана с собой было бы убийством. Приходилось оставлять его в Амазонас.
Проблема чуть не решилась сама собой, причем весьма трагическим образом.
В один из последних дней пребывания экспедиции в Амазонас, когда я уже был в Боготе, мои товарищи разбили лагерь на берегу Путумайо в одном дневном переходе от Пуэрто-Легизамо. Вернувшись под вечер из экскурсии, они обнаружили, что Лабан пропал! Они оставляли его в лагере вместе с Лино, но Лино решил, что Лабан уехал на лодке с остальными…
Целые сутки они разыскивали Лабана, бродили по джунглям и звали его. Но Лабан исчез безвозвратно. «Видно, его сожрал какой-нибудь хищник», — решили опечаленные члены экспедиции.
Свернули лагерь, направились в Пуэрто-Легизамо. Проплыв с десяток километров вниз по Путумайо, они причалили к берегу около индейской хижины. И тут к лодке бросилась маленькая обезьянка…
Лабан!
Но как он попал сюда?!
— Представьте себе, — рассказал им индеец, — отправился это я на днях на лодке половить рыбы и вижу — плывет по реке ствол, а на нем сидит вот эта обезьянка. Ну, я и подобрал ее.
26