Первым делом, зашёл к Борису Цвинадзе, нашему юристу, попросил быстро оформить мне документы. Услышав, что я хочу, он сначала открыл рот, а потом закрыл и кивнул головой. Я пригласил его придти, обещав, что все объясню.
Второе дело — комендант. Я, после своего возвращения домой, так и не видел его больше. Хотя он прислал мне сообщение с адресом, и приглашением приехать. И вот я мчался к нему на другой конец континента на частном самолетике. Он жил в небольшом доме у самого берега моря. Когда я распахнул дверь и влетел в комнату, то моим глазам предстала печальная картина. Скудная обстановка, по-военному, как там, на базе, ряд пустых бутылок из под виски, и комендант, который лихорадочно запихивал что-то в рюкзак.
— Константин, — увидев меня, вскрикнул он от удивления, — а я собираюсь к тебе. Только что по телевизору слышал выступление этой ящерицы.
— И что ты думаешь по этому поводу? — усмехнулся я.
Комендант приложил палец к губам: — Я под колпаком.
Я понимающе кивнул: — За углом самолет. Мне нужно, чтобы ты полетел со мной. Я тебе все объясню.
И тут мой взгляд упал на стол, где на подставке стояла круглая бутылка, в которой, подняв паруса, плыл трехмачтовый фрегат. Я не сводил с нее глаз. Потом подошёл и взял в руки.
— Положи на место, — прохрипел комендант, — не трогай, это все, что осталось у меня от сына.
— Я отдам его тебе, если захочешь, — сказал я. — Только у себя дома. Ты потом поймешь.
Осмотревшись, взял картонный футляр из-под виски, какое-то старое грязное полотенце, разорвал его, обернул бутылку и спрятал в эту картонку, повернулся к двери: — Пошли!
Комендант странно посмотрел на меня, и, не произнеся не слова, последовал за мной.
Во время пути старый вояка напряженно молчал. Я то и дело поглядывал на часы. Времени у меня оставалось мало.
Приземлились мы недалеко от моего дома. Я попросил пройти его в дом, а сам побежал в теплицу. Взял куст своей черно-белой розы, принес к себе во двор, поставил в центр круглого пятна выжженной травы и закрыл картонкой, как ширмой. И только после этого вошел в комнату. За столом уже сидели мои ребята.
— Антон, проверь, чтобы не было подслушивающей аппаратуры, — попросил я.
— Уже сделано, — угрюмо произнес мой приятель, — закрывай дверь, и я включаю свой антишпиончик.
— Спасибо, что вы откликнулись на мое приглашение, — начал я свою речь, — у меня мало времени. Поэтому начну с главного: вы все знаете, что мне пришёл конец, — друзья зашумели, Таша всхлипнула. — Но я нашёл способ, как избежать этого. Говорить какой не буду. Вас и так будут таскать на допросы после моего исчезновения. Поэтому обговорим заранее, о чем мы говорили. Скажете, что я собирался бежать. Куда не сказал. А вы предлагали свои варианты, например, Таша, куда бы ты меня спрятала, — обернулся я к девушке.
— У тёти, я уже договорилась, — покраснела девушка.
— Отлично, и ты думаешь, они бы не нашли меня там? Да, первым делом, они прошерстят всех твоих родственников. Да, простите, что не представил, это комендант, начальник базы, где я провел почти год. Единственный человек, который отнесся ко мне по-человечески.
Комендант поглядел на меня со страхом: — К тебе вернулась память?
— Да, — сказал я. — Поэтому я и собрал вас здесь. Я хочу рассказать вам, и только вам, что со мной случилось. Официально сделать это мне не дадут. Но я не хочу, чтобы вы… об этом потом. Так, комендант, куда бы вы меня спрятали?
— В катакомбы…
— И сколько бы я там выдержал?
— Я потом, что-нибудь придумал бы…
— Не важно, у кого были еще какие-нибудь предложения?
— Моя родня спрятала бы тебя. Мы горцы не выдаем своих, — сказал Борис Цвинадзе.
— Угу, тогда ты потерял бы всю свою родню! Ход моих мыслей, вы уловили! Будут спрашивать, мы обсуждали все проекты моего исчезновения.
Ну, а теперь слушайте, если что будет не так, комендант, поправь меня!
И я рассказал все. И как меня подставили, и как я оказался на Раттее, и про цветы, и про встречу с Верховной жрицей. Как понял, что являюсь шпионом, и как белый жрец помог мне избавиться от чипа, о гырхах, о своем невольном бегстве, даже о разговоре, который подслушал на поляне между нашими ребятами, только вот, что там был и комендант, умолчал. Вояка насупился. Он все понял. Покраснел, и его руки сжались в кулаки. Потом рассказал, как пошёл, сам не зная куда, вместе с раттерианцами, которые не стали называть мне своих имен, поэтому я дал свои. Пошёл потому что идти было некуда. О нашем путешествии говорил мало, просто описывал то, что видел, и разрушенный город, и храм под водой. И о спутниках рассказал только то, что они оказались удивительными ребятами, смелыми отзывчивыми и даже очень эмоциональными. Хотя по официальной версии — сухие и нелюдимые. Рассказал о Белом городе, то, что увидел там. И о своей встрече с Энтони. Вот только имени его не назвал. И кто отец его, тоже не сказал, по моим словам выходило, что не успел микробиолог его назвать, нас прервали. Ну, и кончил, встречей с раттерианской девушкой, от которой узнал о похищении детей, о том, что понял, чья это работа. И о том, что не хотел, чтобы Принцесса пошла к ним, и просил ее пойти только к коменданту, и то, что увидел в операционной доктора.
— Ну, а остальное вы знаете, — кончил я рассказ.
— Так что же там случилось в Белом городе. — взволнованно спросил директор Института.
— Не знаю, но поверьте, это было страшно. Они спрятали свою тайну ценой жизни горожан. До сих пор как вспомню, становиться жутко.
— Боже, какие знания! Представляете, спрятать город, спрятать целую солнечную систему, и быть безоружными перед обыкновенными бандитами! Парадокс! — не мог успокоиться директор
— А как же микробиолог? — воскликнула Таша, — ты так и не встретил его отца, не передал слова его сына.
— Нет, и прошу вас не искать этого человека. Кто он мы не знаем. А командиров космических кораблей десятки тысяч. Имени его сына я тоже не знаю. А потом не забывай, память ко мне вернулась только сегодня. Но может быть, он когда-нибудь все узнает. Я так надеюсь.
Я посмотрел на часы, половина седьмого:
— Ну и последнее, что я хотел сказать. У меня есть деньги. Вы знаете, мне заплатили. И еще мы с Ташей вырастили уникальные цветы, сейчас я их вам покажу. Попрошу вас, — обратился к директору, — оформить наше открытие как положено. Уверен, сразу придут заявки на их покупку. Комендант, вы прекрасный хозяйственник и отличный дипломат. Просите за них миллионы. Дадут. Вот увидите! Все свои деньги и право распоряжаться цветами, оставил на вас. Помогите Институту! Его хотят закрыть. Жить будете в этом доме. Я его тоже переписал на вас.
Ну, кажется все! Ах, нет, вот еще, что, помниться вы говорили мне, что собираете солдатские жетоны тех, с кем служили. Примите и мой.
Я подошёл к нему, снял с шеи свой жетон и, нажав большим пальцем на его середину, раздвоил его. В руку коменданта упали две металлические пластинки. Моя и его сына. Он крепко сжал кулак, и прохрипел: — Спасибо, Константин…
— Ну и самое последнее, — я посмотрел на часы, стрелки приближались к семи часам. — Я никому ничего не должен? Говорите сейчас, а то я ухожу навсегда.
Во внутреннем кармане ветровки, которую я так и не снял, топорщилась бутылка. Я смотрел на коменданта. Его губы были крепко сжаты. Все остальные тоже молчали.
— Что ж, тогда пойдемте, покажу вам свою розу. Имени у неё пока нет. Дать ей название, поручаю тебе, Таша.
Я открыл дверь и вышел во дворик. На улице было сумрачно. Сильный ветер гнал по небу чёрные тучи. Пахло дождем. Я подошёл к картонной ширме, откинул ее. И черно-белые бутоны закивали мне своими головками.
— Это же чудо! Романов, вы сотворили чудо, — услышал я возглас директора института. Поднял голову и встретился взглядом с каким-то пожилым человеком. Его губы тряслись, в руках он держал огнемет:
— Прости мальчик, — закричал он. — Но ты должен умереть. Нам не нужно оружие хракаэцетеляшпилей. Хватит с нас войн!