Внутренний покой, казалось, лежал в самом сердце кладбища, попасть в него можно было через лабиринт проходов, ведущих между склепов и саркофагов, где на вас злобно смотрели сложенные горками черепа, а воздух был насыщен запахом гнили.
От причудливого приветствия по окончании пути я ждал какой-нибудь угрозы, и не ошибся. Арка открыла большое пространство, вокруг стен сплошной толпой стояли священники в черном и жители Бит-Хесси в лохмотьях.
В центре было пусто, там горела бронзовая лампа на высоком треножнике, по хессекской традиции – открытая. Впереди меня прошла Лели и священник со своим неприятным любимчиком. Когда я вошел, толпа издала резкий крик, разбившийся о высокую кровлю. В нем ощущалась затаенная истерия, я слышал, в подобное состояние впадали женщины в крарлах во время похоронных песнопений. Мне очень не понравился сам тон, так что я даже не сразу понял, что они кричали. А они снова и снова кричали одно и то же: «Эйулло йей с'уллу-Кем!» (Невидимый бог стал видимым в своем сыне!) Больше, чем однажды, я назвал себя богом, на то у меня были причины.
Но я похолодел, встав лицом к лицу с ордой фанатиков и слушая их выкрики. Это было все равно, что стоять в пороховом погребе Эшкорека и высекать кремнем искры.
Я подумал: «Они меня здесь проверяют. Если я обману их, они придут в неистовство; если я тот, кого они ждут, то же самое неистовство выплеснется мне в лицо». Я не знал, как именно они собрались меня проверить. Глядя на их безумный пыл, можно было ожидать чего угодно.
Жрец, воздев руки, добился молчания; драгоценные камни на поясе Лели разбрызгивали красные и зеленые отблески на ее грудь и шею, когда она склонилась над лампой на треножнике. На полу в центре комнаты был нарисован белый круг бегущих животных, заляпанный коричневыми пятнами; несомненно, это была кровь.
В загадочных всполохах огня, над которым колдовала Лели, мне показалось, что звери побежали: каждый из них бросался на животное впереди себя. Это напомнило мне стадо, спасающееся бегством от роя жалящих оводов. Я почувствовал, как меня притягивает эта картина и подумал: «Я могу потягаться с их силой». И (как я думал) по своей воле я решил вступить в круг бегущих зверей, и там посмотреть, что меня ожидает.
Скажите себе, если хотите, что вы бог или демон. Встретьтесь с кем-нибудь из них, и увидите свою ошибку. До сего дня я не знаю, действительно ли оно было тогда со мной, их демоническое божество, повелитель тьмы. Возможно, древнее колдовство, неотъемлемая часть жизни хессеков, было столь убедительным, или их открытая вера была столь настойчивой, что вызвала его к жизни, подобно тому, как устрица в своей раковине создает из песка жемчужину.
Вокруг меня и в самом деле на задних лапах бежали настоящие звери. Я обонял их запах, чувствовал их тепло, видел, как из их пастей каплет настоящая слюна.
Затем подо мной раскрылась дверь, не быстро, а как бы растаяв. И я оказался в каком-то месте без света и звуков, и он был там вместе со мной. Я не слышал и не видел его, это создание, которое они называют Шайтхуном, повелителем мух, но я ощущал его присутствие как дыхание возле моего уха. Помню, что я выставил против него мои силы, как вокруг стоянки племени выставляют загородки с шипами, чтобы защититься от волков. Но это был тот волк, от которого я не мог защититься. Нет человека, настолько святого, чтобы нельзя было найти у него ни одной черной мысли или ни одного дверного дела, пусть даже самого маленького. А такое дело или такая мысль есть ворота, через которое проникают дьяволы, подобные этому дьяволу Хессека.
Я начал видеть без света и слышать без звука.
Из дыма заклубился другой дым. Этот дым состоял из миллионов мелких частиц, в которых я увидел его творения. Крылатые жуки, мухи, черные мотыльки, саранча, а под ними – наземные посланцы его царства: личинки, черви и пауки, висящие на своих стальных проводах. Они летали и ползли перед моим внутренним взором, как дождь течет по бумажной шторе на окне. Казалось, у меня не было другого выхода, кроме как поверить в эту иллюзию; моя сила была скована или подавлена поклонением хессеков, а еще потому, что я не имел определенного противника, с которым мог бы бороться.
Через мгновение исчезло видение дыма из насекомых, и вместе с ним исчез и бесформенный полумрак.
Я был во Внутреннем покое, который, не считая круга из белых животных, был пуст. Опять неподвижные, они повернули свои огромные головы, чтобы посмотреть на меня. Бегущие, они телами чем-то напоминали львов, но их головы больше походили на лошадиные, хотя были гораздо тяжелее, на шеях лежали складки кожи, а короткие мускулистые ноги под провисшими животами оканчивались лапами с пятью пальцами. От них шел какой-то болотный запах, напоминающий запах старого ила.
Они пристально смотрели на меня, вывалив, как собаки после охоты, толстые коричневые языки.
Затем между мной и зверями появилась темнота, в воздухе начала расти тень. Я знал, что это не бог хессеков, так как он никогда не мог стать видимым, несмотря на все их крики.
Настоящий или воображаемый, он не мог, как это существо, иметь никаких мужских черт. Неожиданно я осознал, что моя собственная ментальная энергия, крепко пойманная религиозными страстями Бит-Хесси, обернулась внутрь меня и произвела некий образ из моего собственного мозга, как бы для того, чтобы противодействовать их образам.
На секунду я решил, что это мое зеркальное отражение.
Высокий, широкий в кости мужчина, худой и жилистый, с темным загаром; его иссиня-черные волосы были такой же длины, как мои в то время, когда я был воином в племени. Он был одет в черное, на его руках – черные кольца. Его лицо было моим, хотя и не совсем моим, кое чем отличались глаза и рот, многие этого бы и не заметили. Кровь зашумела в моих ушах, и ноги подкосились.
Я забыл хессекский язык. Во рту был соленый привкус, в душе ворочался невыразимый ужас, когда я заговорил невнятно, как ребенок.
– Вазкор. Мой отец.
Он не ответил мне. Но дух ли, галлюцинация ли – он смотрел на меня так, как будто он меня видел. Ничто в прошлом, никакие мечты или грезы не подготовили меня к этому – ни пророчество, ни огненная тень тогда на острове. Казалось, что до него можно было дотронуться. Но я не подошел к нему.
– Мой король, я не забыл. Я верен клятве. Я сдержу ее. – Ноги мои дрожали, пот по мне катился градом. – Чего ты хочешь от меня помимо клятвы?
Он начал исчезать, и это было ужасно.
Я закричал:
– Подожди, скажи мне свою волю. Повелитель… король… отец…
Но он исчез, и оттуда, где он стоял, столь похожий на настоящего, кинулась большая полосатая кошка, чтобы вцепиться мне в горло.
Борясь с тигром, я катался по земле, сжимая в своей руке нож, который они у меня не отобрали. Я полоснул ножом по шее тигра, и его обжигающая кровь потекла по моей руке. Все это происходило как бы в оцепенении, мой мозг напрасно звал меня.
Внезапно раздался крик. Не мой.
Я стоял на ногах в кругу нарисованных белых зверей, в центре хессекского кладбища. В лампе на треножнике пылал огонь, и я видел, что вся толпа вокруг лежит ниц, склонившись перед своим богом. Лели и священник, украшенный жуками, тоже простерлись у моих ног, и здесь же лежала еще одна фигура. Оказывается, я убил не тигра, а сумасшедшего на поводке, который воображал себя тигром. Вот как по-настоящему выглядело их жертвоприношение: они превращали человека в зверя и затем перерезали ему горло. Значит, сейчас я поработал для них – окровавленный нож был опять заткнут за мой пояс.
На коленях подполз ко мне священник. Он уцепился за мою ногу и начал целовать ее, я пнул его в лицо и сломал ему зуб. Он смотрел на меня снизу вверх и боли, казалось, не чувствовал.
– Доказано, – сказал он. – Сила круга подтвердила это, как и твою горящую тень. – Он прошептал:
– Ты – Шайтхун, ставший видимым, Шайтхун воплотившийся. Повелевай нами.
– Будь благодарен, что я не убил тебя, – так же тихо ответил я.
– Убей меня. Я готов. Я приношу себя в жертву тебе, Шайтхун-Кем.
Лели тоже подняла белое лицо. Она разодрала свое прозрачное одеяние и теперь царапала груди ногтями, ее губы были приоткрыты, а в волосах поблескивали гадюки. Она предлагала мне себя, предпочтя забыть о том, что я ей сказал.