С тех пор как я понял, что обладаю чудодейственной Силой, я всегда считал, что она досталась мне от отца, который тоже был волшебником. Но отец мой был мертв. И, хотя тело его найти не удалось, оно лежит где-то там, в разрушенной башне. Если бы он был жив, то за эти двадцать лет он как-нибудь дал бы о себе знать; прошли бы какие-нибудь слухи о нем. Нет, он был мертв, и из этого я сделал вывод – это она бессмертна. Она и я. Это ее кровь сделала меня не таким, как все остальные.
В лагере все храпели: и разбойники, и их жены, и собаки. Труп тигра лежал там же, где я видел его накануне, от него уже изрядно пахло. Над ним кружили грифы, не решаясь приступить к трапезе, пока кругом было так много живых людей.
Затем, взглянув на растущую рядом с источником кривую пальму, я увидел, что там сидят Дарг Сай с Гайстом и играют прямо на песке в шашки – изящными фигурками из красного мыльного камня и зеленого нефрита, наверняка у кого-то украденными.
Зрелище это было довольно нелепое. Предводитель разбойников раздумывал, какой ему сделать ход. При этом он, что-то бормоча, теребил усы и стучал шашкой по зубам, как будто это помогало ему найти верное решение.
Внезапно, сделав ход, Дарг Сай выиграл партию. Он крикнул, чтобы ему принесли выпить, и из ближайшей палатки выбежал мальчик, поднося бутылку, накануне привезенную Гайстом. Дарг жестом подозвал меня к себе, обнял и предложил вина. Мы выпили, и Гайст, подняв с лица красное покрывало, тоже выпил. Дарг, толкая меня в бок, с детским изумлением смотрел на него. На лице Гайста не отражалось ничего. Выпив, он протянул бутылку Даргу.
– Значит, ты, братишка, отправляешься на юг, а потом сядешь на корабль? – обратился ко мне Дарг. – Дарг тоже умеет читать чужие мысли?
– Нет, это мне Гайст рассказал, – ответил он. – Зачем тебе нужен этот вонючий корабль? Оставайся здесь, у меня, будем вместе на тигров охотиться, а, братишка?
– Он должен найти свою родню, – сказал Гайст.
– А, – произнес Дарг, – родню. Не то, что мы, шрийцы. Мы даже не знаем, кто наш отец.
– Почему ты решил, что я отправлюсь туда? – спросил я Гайста.
– Это не я решил. Ты сам когда-то думал, что тебя отвезет туда корабль.
– Тогда я ошибался.
– Но теперь – нет.
– Теперь – нет, – сказал я.
Мы выпили еще, и мальчик принес нам на блюде холодного мяса и инжира.
В ушах его были золотые сережки. Я не мог понять, кем он приходится Даргу – сыном или возлюбленным.
– Если ты собираешься сесть на корабль, тебе нужно добраться до Семзамского порта. Корабли там, – нож, которым Дарг подцепил кусок мяса, вероятно, несколько дней назад перерезал чью-нибудь глотку. – Если ты отправишься в Семзам, я дам тебе трех – нет, четырех моих людей. Тогда у тебя не будет неприятностей в дороге, – улыбнулся он нам, – и неприятностей с семзамцами, а то эти собаки режут младенцев и едят их на ужин.
Я поблагодарил его за щедрость.
Когда через час мы покидали лагерь, сопровождаемые охраной из четырех разбойников, Дарг Сай расплакался и поклялся, что будет молиться за меня своим богам. Никогда, ни до ни после того, я не завоевывал такой искренней и полной привязанности за такое короткое время.
Мое прощание с Гайстом шесть дней спустя было более сдержанным. Я думал, что больше его уже не увижу. Жизнь человеческая коротка, мне никогда не доводилось больше увидеть тех, с кем я прощался. Удивительно – знакомство наше не было ни долгим, ни близким, мы общались как собратья по ремеслу, волшебники, и я был могущественнее его. Я ни разу не видел его лица. И не узнал ничего ни о его прошлом, ни о том, к чему он стремился (если он вообще стремился к чему-нибудь; думаю, он был вполне доволен тем, что он просто существует). У меня никогда не было отца, как у большинства нормальных людей, его мне заменяла непонятная легенда, рассказанная мне врагами и незнакомыми. Даже если бы Гайст был моим отцом, шрийские нравы таковы, что в этом нельзя быть уверенным. И все-таки, из тех, кого я знаю, он был мне ближе всех. А может, мне так казалось под наплывом эмоций. Я твердо знал только одно: мне всегда будет не хватать его дружбы, его глубокой мудрости, его спокойной уравновешенности, дарованной ему его богами.
Все четыре шрийские женщины поцеловали меня, а белая собака лизала мне руку. Они дали мне в дорогу еды, а Оссиф протянул мне медный амулет, снятый с повозки. Они почитают эти амулеты за игрушки, так как полагают, что их бог и так о них заботится, но, по слабости человеческой, желают иметь наглядные доказательства этой заботы.
Четверо волосатых разбойников были, судя по всему, очень рады, что им выпало меня сопровождать. Интересно, почему? Может быть, они хотели убить меня или продать в рабство? Чем мне тогда от них защищаться – Силой или ножом, который я выменял в лагере Дарга? Оказалось, что мои опасения беспочвенны – разбойники просто радовались смене обстановки.
Юго-западную дорогу искать не пришлось, так как в начале ее стоит заброшенный жертвенник, когда-то поставленный хессеками своему божеству. У божества этого обломанные крылья и тигриная голова. Рядом валяется покрытый ржавчиной железный колокол без языка. Когда-то за жертвенником присматривал жрец, но он исчез, и святыня поросла быльем.
До побережья было шестнадцать дней пути, если быстро скакать – то чуть меньше.
Мы с Гайстом больше ни словом не обмолвились о том, куда и зачем я ехал. Мною управляла воля богов или воля судьбы – каждый называет это по-своему. В жизни наступает час, когда перестаешь бороться и доверяешь себя своей судьбе.
Не помню, о чем мы говорили, прощаясь. Вероятно, это были обычные банальности – пожелания счастливого пути и хорошей погоды. Больше ничего в голову не приходило.
Сев верхом на лошадь, я поблагодарил его, не уточняя, за что.
– У тебя есть время. Не торопись, – сказал он.
Я понял, что он хочет сказать, и ответил:
– И все-таки я поклялся ему, и я это сделаю. Не обязательно быть разгневанным, чтобы убивать. Так даже лучше.
Он тихо произнес:
– Я вижу бегущего шакала. Его имя – Я Помню.
У меня по спине пробежал холодок. Мне казалось, что я уже на это не способен. Я поднял руку, помахал ему на прощание и, повернув коня, поскакал по хессекской дороге к Семзаму, сопровождаемый четырьмя разбойниками.
Глава 3
Семзам тускло светился за дождем. Это место представляло собой лагерь ветхих странствующих кибиток и лабиринт улочек, битком набитых импровизированными постоялыми дворами, которые каким-то образом, вопреки всем ударам судьбы, выдержали испытания временем. Около берега захиревшие особняки древних хессеков балансировали на мраморных ходулях, как ужасные старые умирающие птицы. Дождь, начавшийся на побережье три дня назад, кажется, был намерен смыть всю гнусную грязь из порта. Там не было ни стен, ни стражи, это был центр, куда стекались толпы разбойников, бродяг и тинзенских контрабандистов, привозивших товары с запада и внешних островов на юге. В доках каноэ чернокожих из джунглей стояли бок о бок с высокими кораблями рабовладельцев и однопалубными галерами симейзских пиратов. Трехэтажный хессекский дворец, бывший пятиэтажным до того как рухнули два верхних этажа, был переделан в «Гостиницу Танцующего Тамариска». Здесь, как следы былого невероятного блеска хессеков, остались серебряная клетка для сверчков с отбитым кусочком стенки около дверцы, круглые фонарики и великолепный, но потертый порнографический ковер на стене: нарисованные обнаженные мальчики сидели в ряд на низкой галерее, глядя сквозь кружевные веера в ожидании, когда кто-нибудь из посетителей заинтересуется ими. Между тем дождь через щели потрескавшихся рам зеленого хрусталя капал с потолка.
Мои четыре бандита были хорошей охраной. Скромный Дарг не рассказал мне, что Семзам платит ему дань. Как друга и кровного брата повелителя бандитов и в придачу шрийского волшебника, меня накормили и приютили, не спросив с меня денег за ночлег, и пообещали подыскать корабль, куда бы я ни захотел отправиться.