5-го числа пошли мы в русское консульство; нам сказали идти на туннель. Вошли мы в здание на подобие какой-то магазины, в средине небольшая комнатка, вокруг которой масса людей. Подошли мы поближе и усмотрели, что из этой комнаты человек в окно выдает билеты, а в саженях пяти, в полутемном месте стоят вагоны. Получившие билеты идут к вагонам.
Мы также купили билеты и в числе народа пошли в вагоны. В каждом вагоне были пристроены по две лампы; через пять минут дан был свисток, тронулись вагоны и резко двинулись вперед, под землю.
— Не в ад ли нас повезли, товарищи? — сказал Максимычев.
— Нет, вагоны поднимаются кверху, а в ад спускались бы вниз…
— А куда же под землю нас вагоны везут, а паровика нет. Чем же двигаются вагоны?
— И я этому удивляюсь, ответил я. Минут чрез 5 нам завиднелся свет, и выехали мы подобно в такую же комнату. Вагоны остановились, и мы сошли.
— Бес никак на хвосте эти вагоны таскает, — сказал я Максимычеву, а Максимычев в это время что-то смотрел вниз под вагон.
— Эй, смотри, чем действует! — закричал он. Я подбежал к нему и спросил: — „Где?“— „А это что?“ Действительно, за передний вагон внизу пристроен был широкий ремень, который тянет вагоны на гору под землею, а другие вагоны этот же ремень спускает напротив вниз, по другим рельсам. Но чем же тянет кверху этот ремень? Не иначе — машина, которая работала посредством ремня.
После этого мы нашли русское консульство и обратились к секретарю, который спросил у нас заграничные паспорта. Мы их ему подали. Он просмотрел паспорта и спросил нас: когда думаете выехать из Константинополя? Мы рассказали, как в таможенстве у нас отобрали револьверы. — Да вам не нужно было брать револьверы с зарядами, сказал он. — Их надо было оставить на пароходе, явиться к нам и заявить. Тогда я послал бы гаваса, который без препятствий мог пронести их сюда, или уж нужно их спрятать подальше. — Мы не знали, Ваше Высокоблагородие, о такой строгости, — ответили мы, а то могли бы их спрятать так, что при обыске не могли бы найти. — На следующее время так и делайте, улыбаясь сказал секретарь, — а теперь ваши паспорта вас оправдают; 8-го числа приходите к нам в консульство, мы дадим вам дескире (турецкие билеты), с которыми вы можете разгуливать по Турецкой державе.
Поблагодарили мы его за добрые предлоги и пошли обратно на подземельную дорогу. Вскоре дан был свисток, и вагоны полетели вниз, под землю, словно в какую пропасть. „Ну, вот, теперь летим как в тартар, сказал я. Если бы так на первый раз эти вагоны потащили нас вниз, наверно мы устрашились бы. А теперь, хоть и вниз нас тянет, — не страшно”. Пока продолжали между себя этот разговор, вагоны выбежали на свет и приостановились. Слезли мы с вагонов и пошли пешком в Андреевское подворье.
На Андреевском подворье нам сказали, что в 12 часов того же дня султан турецкий будет осматривать войска. Мы пожелали видеть высочайший смотр: разыскали себе вожака из русских, Киевской губ., с давних лет за границей бродяжничающего, который привел нас на плац-парад, где выстроен дворец. Среди дворца раскрашенная, большая и высокая мечеть. Ворота во дворец в это время были растворены, вокруг дворца и на плац-парадной площади довольно было жандармов, которые строго следили за каждым движением густой массы зрителей. Мы с Максимычевым пробрались вперед и вознамерились войти во внутрь дворца, но в воротах жандармский офицер нас приостановил, но не арестовал, потому что мы скоро догадались, дали вилка и скрылись в густую массу народа. Тут подошел к нам турок и занялся с нами разговором: „А, русска, — русска, — я Харьков был". — „Зачем в Харьков ты ездил?" — спросили мы. — „Осман-паша — плен, плен, твоя был Скобиль, Курка (Гурька), ты был Курка?" спросил он, указывая на нас. — „Был, ответили мы ему, турка гонял, гонял“ (показывая ему признак рукой). Турок переводил другим туркам наши речи, и они начали на нас смотреть недобрыми взглядами. Вожак заметил: „Берегитесь! Что вы с ними разболтались! Они вас убьют, и мне с вами не уйти".
В это время подходили конные войска, в каждом полку играла духовая музыка; за конницей, по извилистым улицам, тянулась пехота, колыхалась, как трава; черные мундиры, на головах надеты красные фески с черной кистью. Также при каждом батальоне духовая музыка.
Остановились войска при своих местах. Затем подъехала карета на тройке серых лошадей, из которой вышел молодой, лет 16-ти господин, среднего роста, с широкими плечами и висячими эполетами. К нему подбежали два чиновника, взяли его под руки и пошли с ним к генералам (это был сын Османа-паши). Между войсков оставлено было место, как улица, по которой проезжали 12 красивых карет. Кто сидел в этих каретах — заметить было нельзя, но говорили зрители, что в каретах проезжали султанские жены, которые и въехали во дворец. После карет, этой же улицей проходили до 200 генералов, с золотыми блестящими эполетами, груди изувешены орденами. Они вошли тоже во дворец.
Затем азан (муэдзин?) влез на возвышенное место мечети и заорал во все горло: „Алла-акпер!“. Перекричал ли он все, что было нужно, или перехватило ему горло, только скоро он с высоты скрылся. После чего на этой же улице появилась вновь карета, от лучей солнца блистало на ней золото. Сажень на 15 впереди кареты ехал всадник на белом коне (кто именно — не знаю), а в карете ехал тихим шагом человек средних лет, нежного лица, с черной окладистой бородой. Это был турецкий султан. Султан здоровался с стоявшими по обеим сторонам войсками. Духовые музыки непрерывно играли, и въехал во дворец, вылез из кареты и вошел в мечеть. Более смотреть нужным мы не сочли и пошли обратно в подворье.
6-го июня вышел я на пристань Золотого рога и сел на одном прекрасном месте; подошел ко мне лет 30-ти человек, который поздоровался со мной на русском наречии, сел со мной рядом и сказал: „Видится— ты российский?" — „Да, а ты кто?" спросил я его. — „Я — грек", ответил он мне. — „Где же ты научился говорить по-русски?" — „В Елизаветграде я 8 лет жил".
Я стал воображать мысленно, о чем бы мне с этим человеком поговорить и чего спросить.
— За Золотым рогом, на берегу морского пролива какие прекрасные и высокия здания. Это не дворец ли турецкого султана? — спросил я. — „Нет, это дворец был древних греческих царей, это самая древняя столица Царьград, в этих зданиях находился царь Константин. Этот город обнесен кругом тремя высокими стенами, чрез каждые 25 сажень выкладены высокие барбеты по край последней стены, кругом обрытой канавой в 6 сажень ширины и 3 сажени глубины; берега канавы сверху до низу выстланы мрамором, чтобы не осыпался берег в канаву, а в канаву напускалась вода".
— А теперь в этих высоких зданиях кто проживает? — спросил я.
— В одних зданиях турецкий монетный двор, а в других — соблюдаются умерших султанов жены.
— Это как же соблюдаются султанские жены — живые или мёртвые, мне что-то непонятно? Пожалуйста, расскажи, чтобы я понял.
Улыбнулся мой собеседник. — „Наверно ты о султанских женах ничего не слыхал, поэтому тебе непонятно. Ну, послушай-ка, я тебе расскажу: турки вероисповеданием магометане, или сказать: мусульманы. У них в году соблюдается один месяц поста, этот пост бывает не всегда в одних числах, но на каждый год отступает дней на 10, и поэтому магометанский пост может бывать летом и зимою. Пройдя их пост, тут бывает у них праздник и празднуют три дня. В этот праздник султан турецкий каждый год и женится.