Что касается происхождения собственно текста на пергамене, то изобретательные йельские ученые отважились сделать весьма вероятное предположение: что он мог происходить из христианского святилища, раскопанного ими в прошлом году. "Вполне вероятно, — писал Карл X. Крелинг, идентифицировавший текст, — что свиток, которому принадлежал наш фрагмент, использовался при богослужениях в святилище. Вероятность этого подкреплялась тем фактом, что участок, на котором был обнаружен фрагмент, находится на расстоянии только двух городских кварталов к северу от церкви, разрушенной, чтобы сделать возможным возведение насыпи, в которой и был обнаружен пергамен. Поэтому дата построения церкви (как было доказано, она, по-видимому, построена между 225 и 235 г. н. э. — Л. Д.) может быть принята в качестве приблизительной даты написания нашего фрагмента, который, вероятно, был частью свитка, заказанного основателем церкви. Если это так, то копия была сделана примерно в 222 г., и, хотя, разумеется, мы не располагаем никакими данными, указывающими на то, где мог находиться ее архетип, очень соблазнительно предположить, что этим местом была Эдесса (ведущий христианский центр того времени в Северной Месопотамии. — Л. Д.)".
На основе первого впечатления было решено, что пергамен из Дура относится к концу главы 15 Евангелия от Марка, к стихам 40–43, включающим и знаменитый эпизод, в котором Иосиф Аримафейский ходатайствует о выдаче тела Христа. Дальнейшее изучение показало, что этот краткий отрывок содержит материал, взятый из всех четырех Евангелий. Другими словами, речь идет о том, что ученые, изучающие Новый Завет, называют "гармонией"; это сводное повествование, по кускам составленное из всех канонических описаний жизни Христа. Предложенная Крелингом идентификация данного фрагмента с Татиановым "Диатессароном" была, каким бы неожиданным и удивительным ни казался этот факт, безоговорочно принята учеными всего мира. Хотя пергамен и был до обидного кратким, его появление оказалось эпохальным событием в изучении Нового Завета — совершенно несоразмерно его малой величине и неказистому виду.
Но все это скорее лишь последняя глава (если только в будущем не будет добавлено новых), а вовсе не полная история загадочного и неуловимого произведения христианской литературы, которому отводится столь значительная роль во всех исследованиях ранней истории Нового Завета.
"Диатессарон" представлял собой сводное жизнеописание Христа, составленное Татианом, творившим во II в., апологетом, ассирийцем по происхождению, долгое время жившим в Риме, где он был учеником Юстина [30]. Вследствие обвинений в ереси он был вынужден уехать из Рима и вернулся на свой родной Восток, где позже склонился к гностицизму. Вероятно, Татиан написал "Диатессарон" по-гречески во время своего пребывания в Риме, а затем сам же перевел его на сирийский. Во всяком случае, "Диатессарон", явившийся на свет где-то в 150–170 гг. н. э., был впоследствии принят как более или менее официальная версия Евангелий сироязычными церквами и скорее всего вытеснил все соперничающие тексты. Затем, в V в., он был осужден Церковью, сурово преследовался и уничтожался и был заменен "Пешиттой" [31]. То, что "Диатессарон" был широко принят, видно из экзегетических писаний сирийских теологов, которые предпочитали основывать свои комментарии на версии Татиана, а не на четырех "отдельных" Евангелиях.
Название книги греческое и означает "На четыре" или "По четырем"; это музыкальный термин, подчеркивающий природу данного произведения как "гармонии", т. е. связного повествования, составленного из наиболее существенных мест в текстах четырех евангелистов своего рода "методом клея и ножниц". Евсевий в IV в. назвал эту книгу "какой-то лоскутной мешаниной из Евангелий".
То, что первые три Евангелия — от Матфея, от Марка и от Луки — являются синоптическими, т. е. обнаруживают значительное сходство и совпадение в содержании, композиции и словесном оформлении, достаточно хорошо известно. Наличие между текстами Евангелий столь близкого сходства и псевдодублирования (даже тройных повторений) объясняется, по-видимому, тем фактом, что трое состоят в определенной генетической связи друг с другом (Марк считается старейшим из них), а также тем, что в ранней Церкви эти евангельские писания наравне с другими, впоследствии утерянными или объявленными неканоническими, циркулировали отдельно друг от друга. Кроме того, последующие списки каждого из Евангелий, включая Евангелие от Марка, заимствовали друг у друга, тем самым уже склоняясь к известной степени "гармонизации". Все это указывает на вероятность того, что ранние поколения христиан мало заботились о буквальной точности евангельских текстов. И в более позднюю эпоху святой Иероним имел основания жаловаться на то, что текстов было столько же, сколько и списков. Следует также иметь в виду, что отдельные Евангелия существовали еще до того, как появился Новый Завет. Христиане в то время знали только одну Библию — Ветхий Завет. Бедные общины, как правило, могли позволить себе иметь лишь одно из Евангелий и, быть может, несколько Посланий апостола Павла. Но когда христианские центры окрепли и стали достаточно богатыми, чтобы приобрести несколько священных текстов, они постепенно начали склоняться к тому, чтобы объединять их в одном томе. В свете этого "Диатессарон" может рассматриваться как сознательная попытка во всей полноте реализовать уже действующие тенденции путем, во-первых, более последовательной "гармонизации" четырех Евангелий и, во-вторых, путем сведения их в одной книге. Параллельная линия развития, впрочем, в течение некоторого времени, вероятно, пользовавшаяся меньшим успехом, представлена двумя сирийскими Евангелиями — Кьюртоновским и Синайским, каждое из которых определяет собственное содержание как "Раздельные Евангелия", тем самым подчеркивая их отличие от синтетического "Диатессарона".
Открытие этих двух Евангелий, и особенно синайского палимпсеста, поставило вопрос об их связи с "Диатессароном", бывшим долгое время самой популярной версией Евангелий в Сирии. Вообще говоря, исследователи Нового Завета давно уже расценивали "Диатессарон" как важнейший источник информации, поскольку он явно был современником евангельских отрывков, которые цитировали такие Отцы Церкви II в., как Юстин Мученик и Ириней. Нет нужды говорить, что сведение воедино евангельских текстов само по себе предполагает, что эти тексты уже являлись вполне доступными источниками. Короче говоря, этим устанавливается приоритет их написания. Это рассуждение приобретает особую значимость в отношении Евангелия от Иоанна, чье апостольское происхождение скептически настроенная часть ученых XIX в. неоднократно пыталась оспорить. Кроме того, "гармония", составленная исключительно на базе четырех Евангелий, служит подтверждением тезиса о том, что к 170 г. н. э. эти четыре текста уже рассматривались как единственно канонические и составляющие нераздельное целое.
По всем этим причинам давно утраченный "Диатессарон" стал одним из самых вожделенных документов библеистики, чем-то вроде царства пресвитера Иоанна в мире христианских рукописей [32]. Даже в 1925 г. Александр Сутер, выдающийся английский специалист в области Нового Завета, еще писал: "Можно с уверенностью сказать, что греческий оригинал книги Татиана явился бы самым желанным приобретением для текстологической критики Евангелий среди любых других не открытых еще текстов; сирийский текст в его первоначальной форме был бы куда менее ценен".
Тем не менее время от времени предпринимались попытки заочно дискредитировать "Диатессарон" или представить его просто как некий призрак. Так, некоторые авторы давали понять, что, по их мнению, целенаправленные поиски его неминуемо обречены на неудачу. Традиционалисты, с другой стороны, продолжали взывать к "гармонии" Татиана как к доказательству того, что четыре Евангелия были известны в более ранний период, чем это допускалось тюбингенской школой, и уже тогда считались "признанными и авторитетными свидетельствами о жизни Христа". В противовес этому радикалы, очарованные Кристианом Бауром, главой тюбингенской школы критики, на которую нападал Тишендорф, считали, что у них есть неотразимый довод. Так, анонимный автор когда-то очень популярной брошюры "Сверхъестественная религия" зашел столь далеко, что категорически заявил в 1876 г., что "гармонии" Евангелий, написанной Татианом, никогда не существовало. Он подчеркивал неопределенность свидетельства Евсевия и утверждал, что любая ссылка на "Диатессарон" в древней христианской литературе на самом деле относилась к Евангелию евреев, которое само восходит к Евангелию Петра. Это, однако, не привело к прекращению ни поисков "Диатессарона", ни споров. Но ни одной из сторон никак не удавалось сказать последнее слово. И в то время как полемика все продолжалась и продолжалась, в таинственную историю этой книги была вписана новая глава, являющаяся, как выразился Фредерик Дж. Кеньон (которому мы в основном и следуем в данном описании), "одним из романтических эпизодов в истории текстологии" [33].
30
32