И я не уверен в том, как Роуз это сносит.
Она привыкла, что внимание Скорпиуса сосредоточено на ней одной и что он боготворит землю, по которой она ходит. Она не привыкла к тому, чтобы у него были поклонники или чтобы к нему привлекалось положительное внимание. Все то время, что она его знает, она всегда была на самом верху социальной лестницы, а у него не было никаких других друзей, кроме нее, не говоря уже о девушках, умоляющих об одной ночи. Так что да, я думаю, для нее это шок и неожиданность, но это ведь не повод игнорировать всех своих друзей.
Ну и само собой, Роуз даже не знает обо мне и Элизабет, ну, не только она, конечно, потому что никто не знает о нас с Элизабет. Но учитывая, что Роуз — моя кузина и является, или была, лучшей подругой Элизабет, то могли быть причины, чтобы мы сделали для нее исключение в посвящение в тайну. В конце концов, мы не можем никому другому сказать — ведь мы потеряем работу. Есть главное правило, касающееся того, чтобы заводить романы с другими аврорами, и это правило звучит так: Не Делайте Этого. Точка. Оказывается, это отвлекающий фактор или что-то вроде, и они действительно косо смотрят на такое. Так что вот другая причина, почему я не слишком расстроен тем, что Элизабет предпочитает просто секс по дружбе. Ведь я не могу привести ее домой на обед знакомиться с родителями, учитывая, что папа — один из тех, кто может нас уволить. Ведь это может все усложнить? Думаю, может.
Ну и хорошо.
Пока меня устраивает просто ее трахать, и без одежды она шикарно смотрится. Так что, думаю, на самом деле есть не так уж много сверх того. Все так, как есть, и на настоящий момент, это отлично.
Мы проводим остаток ночи, снова и снова развлекаясь игрой Расскажи-Мне-Что-То-Интересное, пока, наконец, не заканчиваются все возможные темы. Тут мы решаем попытаться сделать что-нибудь и работаем над документами, что те, кто выше по званию, любят бросать на наши столы. Когда нам это наскучивает, мы решаем быстро перепихнуться в кабинете моего отца (мы думаем, что мы одни здесь, но нельзя не быть осторожным). А что? Может мы и авроры на обучении, но нам все еще девятнадцать.
И я где-то читал, что мужчины достигают пика своей сексуальности в девятнадцать, так зачем мне это пропускать?
Наконец поднимается солнце, люди начинают собираться на работу, и мы с Элизабет прощаемся. Это утренний ритуал, и у нас он получается хорошо. Мы расходимся и ведем себя как обычно — никто не замечает. Я даже здороваюсь с половиной своей семьи, пока они ползут на работу и ничего не подозревают.
Ну и конечно, так как я нашел в себе силы поздороваться, меня тут же окрутили в няньки — вот такая моя жизнь. Я не умею говорить «нет», так что, когда я заявляюсь в кабинет тети Гермионы, чтобы поприветствовать ее, то в итоге тащу домой шестилетку.
— Ох, Ал! Слава богу! Ты не можешь присмотреть за Лэндоном? Пожалуйста. Он должен был отправиться в Нору, но Молли заболела. И я как раз собиралась звать твою маму, но думаю, она сегодня работает. Правда, я бы не просила, если бы это не было нужно, я знаю, ты устал, но не мог бы ты за ним приглядеть? Только ненадолго. Я уйду после обеда, но мне нужно столько переделать, прежде чем я смогу уйти насовсем. Спасибо огромное, ты просто спас мне жизнь!
Ну вот так. Она толкает ко мне Лэндона, и он столь же недоволен таким развитием ситуации, как и я. Для начала, он зол, что его в такой ранний час вытащили из постели, ну и чтобы сделать все еще хуже, он уже достаточно большой, чтобы беситься из-за того, что его мать настолько занята работой, что тащит его с собой в офис в надежде кому-нибудь спихнуть.
Ну и на самом деле, Лэндон — избалованный сорванец, что хуже всего.
Он был довольно милым, когда был младше, и все надеялись, что таким и останется. Но нет, в итоге он как бы во всем пошел в Роуз, и она единственная на планете находит это забавным. Это смешно, правда, потому что Хьюго совсем не такой — он как-то оказался совершенно нормальным, так что можно верить, что их родители не специально их такими выращивают. Но мозги, наверное, передаются с кудрями, потому что Хьюго из них единственный не кудрявый, и он единственный не какой-то вундеркинд. Он не тупой во всех смыслах, но и не такой умный, как Роуз, Лэндон и их мама (кудри, помните?), совсем не такой. Мне жаль Хьюго, правда. Я имею в виду, как будто недостаточно ужасно было то, что он рос в постоянном сравнении с Роуз, так теперь еще и оказалось, что и его братишка — маленький гений. К счастью для него, он единственный, которого почти все любят (по крайней мере, в нашей семье).
Разница между Лэндоном и Роуз в том, что Роуз выросла в уединенном окружении. Как и я, она мало что знала о том, как на самом деле знамениты ее родители, пока не пошла в Хогвартс. Так что она просто была рано развитой всезнайкой. А вот Лэндон же, с другой стороны, просто возрос под светом софитов. Его мать принесла присягу министра, когда ему было три, так что он никогда и не видел разницы. Было невозможно укрыть его от этого знания, так что он представляет, насколько знамениты его родители и знает, что они просто смехотворно важны. Не говоря уже о том, что он избалован сверх меры, — не своими родителями, конечно — но он, в конце концов, самый младший внук во всей семье (не считая детей, что завела парочка моих кузин). И он слишком нафиг умный для своего же блага, что только увеличивает его испорченность. Он умный, и знает это. Вот полный рецепт кошмара.
— Мне не нужна нянька, — твердо говорит он, пока я тащу его из министерства по лондонским улицам. Обычно я просто аппарирую домой, но не доверяю себе транспортировку Лэндона, потому что мы оба можем расщепиться на кусочки. Кроме того, я живу недалеко от министерства, и немного свежего воздуха привередливому ребенку не повредит.
— Думаешь, можешь оставаться в одиночестве? — я хватаю его за плечо, прежде чем он выскакивает на дорогу прямо под колеса двухэтажному автобусу.
— Я не младенец, — пыхтит он, явно уязвленный тем, что его жизнь пришлось спасать в первые же пять минут.
— Тебе шесть.
— Это значит «не младенец».
— Ладно, — пожимаю я плечами. — Тогда назовем это присмотром за пацаном.
Я слежу за светофором, чтобы поймать момент, когда безопасно будет переходить (если к улицам Лондона вообще можно применить термин «безопасно»).
— Ты сам еще пацан, — он собирает руки на груди и отказывается двигаться, когда наконец загорается зеленый, и я подталкиваю его в спину.
— А ты уже почти мертвый пацан, — мрачно бормочу я, наклоняюсь и хватаю его за талию. Он, конечно, это ненавидит, но я не собираюсь пропускать зеленый свет, пока есть возможность перейти улицу. Так что, если мне придется тащить его через дорогу вопящим и трепыхающимся, я это сделаю.
И он так и поступает — вопит и вырывается, я имею в виду. Пожилая женщина смотрит на меня с презрением и шипит что-то об издевательствах над детьми. О, я могу об этом только мечтать. Клянусь, если и есть на свете ребенок, в которого надо вколотить немного мозгов, то это вот этот. Но шансы на это малы, так что не повезло.