Контакт произошел, когда их разделяло всего несколько тысяч километров: настройки телеметрии и идентификационные коды, пересылка пакетов данных по микроволнам, бесконечные проверки и детальный анализ. По обычаю и из предосторожности Корабль создал буферный регистр, изолированный от его остальной хрупкой ноосферы. Распаковка данных заняла несколько секунд – для Интеллектов все равно что вечность.
Энтоптические проекции, созданные «Транзиторией», окружили Отона посреди древнего амфитеатра, залитого скудным светом красной звезды. Он пошел к ним большими шагами, раскрыв объятия, в тишине, поскольку не знал, что сказать. Они сбежались, едва им сообщили о его появлении, – самые верные сторонники, личная охрана, основное ядро его влияния в Урбсе. Он по очереди обнял их, всякий раз порыкивая от непритворного удовольствия. Он не видел их со времен своего поспешного отлёта несколько веков назад. Они, разумеется, не существовали в этой форме, но спроецированные образы отражали их глубинную идентичность – ту часть себя, что они позволяли увидеть, когда расхаживали по дворцу и при дворе, в храмах и на улицах Города. Они, без всякого сомнения, думали, что и с ним все обстоит так же. Отон не стал их разубеждать.
Среди них была пара – оба красавцы, по-юношески светлые, два лица, по всей очевидности принадлежащие близнецам, хоть и разного пола, со светлыми глазами, надменными тонкими чертами, одинаковым широким ртом, одновременно чувственным и волевым. Пурпур их тог подчеркивал бледность кожи. Невозможно было создать более совершенные статуи, даже если бы сам Фидий взялся за резец. Отон горячо и долго приветствовал обоих. Они начали поддерживать его еще до Анабасиса, и причины этой поддержки были весьма странными. Альбин и Альбиана, брат и сестра, плоды уникального процесса в холодных и темных глубинах Ганимеда, на дне подземного океана, куда никогда не попадал свет Гелиоса и где от гравитационной силы трескался и стонал многотысячелетний лед. Они с самого начала были его друзьями, первые его поддержали. Не раз благодаря дружбе, которую Альбиана водила с Камиллой, созданием Гальбы, им удавалось найти выход из сложных ситуаций. Именно ей Отон был обязан ссылкой на Кси Боотис, а не на другую, менее подходящую планету. Что до Альбина, он был дорог сердцу Отона и когда-то делил с проконсулом все – удовольствия, интриги, битвы.
Он поприветствовал их, а потом повернулся к остальным. Он знал их всех, хотя и не так ими дорожил. В частности – Флавию, высокую и тонкую как тростник, с хрупким длинным лицом и холодным взглядом. Об ее отношениях с Плавтиной ходили сплетни. Ни в Сенате, ни при Дворе было невозможно найти более близких союзников. И все же ни та, ни другая никогда не проявляли – по крайней мере, при Отоне, – малейшего дружеского расположения, будто их близость основывалась только на разумном расчете. И все же они очень близко знали друг друга, с далекой эпохи Схолы – огромного исследовательского центра, в котором обе жили до Гекатомбы. Когда Плавтина ушла с политической арены, Флавия, не колеблясь, поддержала Отона и обеспечила ему ту малую толику влияния и сторонников, которые еще оставались в традиционалистском лагере.
Какое-то время они разглядывали друг друга, будто вновь узнавая, словно за время своего долгого отсутствия Отон превратился в странное, сложное для понимания существо. И он очень испугался, не раскрыли ли они какой-нибудь хитростью то, что он разъединился со своим Кораблем. О такой слабости он не мог поведать даже самым близким сторонникам. Но нет: их души были слишком заняты созерцанием собственного присутствия и исторической торжественностью момента. Пустой амфитеатр стал подходящей сценой для встречи с принцепсами и принцессами Урбса – скорее древними богами, нежели простыми ноэмами. Красота их черт, хрупкость элегантных членов, рост, достойный гигантов, – то были лишь маски, прикрывающие отсутствие души. Разве могли они вообразить правду?
– Отон, вы совсем забыли об осторожности? Что вы тут делаете?
Альбиана шагнула вперед. Взгляд ее пылал алым светом, который в лесу предвещает конец славного лета и начало холодов. Проконсул заставил себя улыбнуться, принять как можно более откровенный, искренний вид и пробормотал голосом куда более смиренным, чем произнесенные им слова:
– Я прилетел, чтобы воссоединиться с моими сторонниками и вновь занять свое место в Урбсе.
На какое-то время проекции замерли, разинув рты, будто он сказал что-то совершенно абсурдное. Потом Альбин откашлялся: