— Я это… я же вроде теперь почти как темная тварь, — сказал он окончательно упавшим голосом. — Ну почему, почему мне ни о чем таком даже не говорили?
— Так напиши миссис Уизли и спроси, — удивился Гарри. — Тоже мне проблема.
— Не… Я лучше так спрошу. Ну, дома, в каникулы.
— И ты сможешь ждать так долго?
— Ты уверен, что имеет смысл столько ждать?
Гарри и Гермиона спросили одновременно, и он развел руками:
— А что еще делать?
— Как что? — едва не в голос удивились друзья, а Гермиона продолжила: — Взять и самому разобраться!
— Ведь это тебя касается, — добил Гарри, и Рон только глазами захлопал.
Он даже не представлял, с какой стороны и как к этому подступиться.
— Мы же тебе поможем, — Гермиона, кажется, решила вселить в него лучик надежды.
— Точно! — поддержал Гарри.
— Да, между прочим, Гарри уже сам книг десять просмотрел по… твоей проблеме.
— А она в три или четыре раза больше, — вздохнул Гарри, кивая на подругу. — У меня пока так быстро не получается.
В груди Рона Уизли таяла и рассыпалась огромная ледяная глыба. Друзья все это время думали о нем и искали, как ему помочь, потому и не появлялись. А он-то, дурак… чего только не передумал. В носу защипало, а в глазах стало горячо, и он опустил голову.
— Я тут думал… ну, когда не спал. На следующий год СОВы сдам и работать пойду. Напишу Чарли, в заповеднике для меня дело наверняка найдется. Там много ума не надо.
— А ты знаешь, что приближение опасности только скорей активирует берсерка?
— Откуда? — растерялся Рон.
И тут же получил первую порцию информации о себе любимом. Точнее, с недавних пор не очень любимом, но…
— Я все-таки напишу Чарли письмо, спрошу.
— А вот это будет замечательно. В конце концов, он может знать то, о чем тебе родители не говорили.
— Точно…
*
Северус Снейп удивил самого себя, так быстро он привык к вечерам в Малфой-мэноре. При знакомстве накоротке ледяная леди Малфой оказалась дамой с неподражаемо острым язычком и довольно своеобразным чувством юмора, которое было на удивление близко Снейпу и которое отказывало ей, только если речь заходила о ее сыне, единственном и неповторимом.
А еще она была очень хорошо осведомлена о том, что не было известно Снейпу, но было бы весьма полезно узнать — о различных альянсах в среде аристократии, в частности тех, кто входил в небезызвестный «кружок по интересам» и никогда не был склонен закатывать рукава, особенно левый.
Что еще Северус смог оценить, так это то, что она никогда не занимала ни единой лишней минуты, не предупредив об этом: обещанные полчаса вальсирования были именно тридцатью минутами и ни одной больше. Редчайшее свойство, и не только для женщин.
Куда сложней Северусу пришлось в воскресенье с ее супругом во время вояжа по магазинам одежды и обуви. Люциус Малфой пообещал «снарядить своего друга не хуже, чем самого себя», и в результате старался это сделать именно как для себя, в частности, вознамерился одеть Снейпа в жемчужно-голубой костюм.
Естественно, нашла коса на камень, и звону было много… В конце концов разозленный Люциус воззвал-таки к супруге. Нарцисса посмотрела на двух пыхтящих злобных ежиков, оценила степень взбешенности обоих и сделала то, что сделала бы на ее месте любая мудрая женщина. Прежде всего освободила супруга от данной повинности, пообещав, что разберется с его приятелем сама, и таким тоном, что тот даже взглянул в сторону Снейпа с ехидством, но и с сочувствием.
Проводив или скорее выпроводив мужа, она неторопливо повернулась к Снейпу, стоявшему аки маяк среди шторма и всей своей позой выражавшего крайнюю степень несогласия, а также готовность биться насмерть… и нанесла ему легкий, но сокрушительный удар:
— Хочешь черный? Будет тебе черный…
И теперь он был вынужден вальсировать в брюках идеальной черноты из черного кашемира, расшитом черным шелком черном бархатном жилете и атласной черной мантии, глядя на которую обзавидовался бы любой из кинематографических Дракул, а также Бэтмен, а про эту… как ее… бешеную утку можно даже не вспоминать. А подо всем этим черным великолепием то ли стыдливо пряталась, то ли заманчиво выглядывала первая в его жизни кипенно-белая рубашка. Шелковая.
Этот костюм оставался, кстати, в комнатке возле бальной залы, и Северус даже никогда не узнал, что костюмов было два — на бал ему выдали новый, с иголочки. Ведь не может партнер Нарциссы Малфой идти рядом с ней в ношеном!
Со своей стороны, Нарцисса тоже становилась довольной все больше и больше: двигался Снейп неплохо — чему-то эту молодежь Долохов все же научил, по крайней мере, с координацией у его бывшего ученика, пусть и не самого лучшего, все было в порядке, так что несколько вальсовых фигур разучить получилось куда быстрей, чем она рассчитывала, и оставалось только оттачивать их до совершенства. Ну а последнее, как известно, бесконечный процесс, но скорей уже удовольствие — для тех, кто понимает, конечно.
Снейп не понимал, но полчаса терпел как миленький. И лучше действительно получалось. А после, если у обоих оставалось время, а оно оставалось у Северуса все чаще, Нарцисса же вообще была у себя дома, если только не собиралась провести вечер с супругом, но это случилось всего один раз — они отправились в Оперу, и у Снейпа образовался внеплановый выходной; они переходили к приятной беседе и закускам — в конце концов он даже пристрастился к средиземноморской кухне — шопский салат, брускетта с разными соусами, оливки…
Музыку выбирать Нарцисса тоже умела. Но самое главное — им было о чем поговорить. И в результате они перешли на совершенно неформальный стиль общения, на который Люциус среагировал неожиданно ревниво:
— Северус, мне уже кажется, что ты не мой лучший друг, а моей супруги…
— Ты ревнуешь ко мне Северуса или меня к Северусу? — с усмешкой уточнила Нарцисса, внимательно посмотрев на мужа, который как-то сразу замялся, вздохнул и выдал:
— Я еще не решил… — с такой серьезной миной, что Снейп едва не зааплодировал.
— Ну ты и лицедей, — он покачал головой.
— Между прочим, мог бы и похлопать, — преувеличенно обиженно надул губы Малфой и, конечно, тут же получил заслуженные аплодисменты от жены.
После чего раскланялся и неожиданно серьезно добавил:
— Играть — это тоже работа, — и скользнул взглядом на одобрительно смотрящую на него супругу. — Без этого ничего бы тут, — он обвел рукой малую столовую, — не было, кроме старых камней.
Северус осторожно кивнул. И остался на вечер — еще более приятный, чем когда-либо, понимая, что, кажется, Малфои начинают ему просто до безобразия… нравиться. Вот, значит, оно как — входить в самый ближний круг. Пожалеет ли он об этом? Он припомнил, сколько полезной информации получил от Нарциссы, в том числе о своих собственных учениках, и решил, что вряд ли.
*
Гарри с Гермионой частенько вспоминали о том, как встретились в лесу со Снейпом, точнее, Снейп с единорогами — зрелище было более чем запоминающимся, но стоило кому-то из них об этом заикнуться, как почему-то они обменивались понимающими взглядами (хотя ничего не понимали) и на дальнейшие обсуждения не решались, даже друг с другом.
Гермиона очень хотела спросить об этом Виктора, но стоило ей по этому поводу задуматься, как перед глазами появлялась картина — профессор, лежащий черным пятном среди серебристых животных, которые осторожно мордами то подталкивали его в бок, то трогали голову, и его лицо — когда он взял у нее молоко, как губы сжимались плотнее, а внутри начинала дрожать какая-то очень тонкая струна — и было страшно, если она порвется.
— У тебя появился секрет, — констатировал Виктор однажды и понимающе кивнул. — Ты изменилась.
«Он не будет расспрашивать? — удивилась про себя Гермиона. — Боже мой… Он самый, самый лучший! Самый тактичный!»
Если бы Виктор это слышал, то ответил бы, что просто адски терпеливый. И мог бы рассказать, какими непростыми ситуациями это в нем вырабатывали: сперва родители, а потом и тренер. Наука была непростой, но Виктор только сейчас понял, насколько за нее благодарен.