"В сфере практической деятельности люди очень хорошо сознают разницу между простым знанием и пониманием. Они видят, что просто знать и знать, как сделать что-то, две разные вещи. Знание того, как сделать, не создаётся одним лишь знанием. Но за пределами практической жизни люди не уясняют себе, что такое "понимание".
"Как правило, люди видят, что не понимают какой-то вещи, - и тогда стараются найти название для того, чего "не понимают". И когда они найдут для этого какое-то название, они говорят, что "поняли". Но "найти название" не значит "понять". К несчастью, люди обычно довольствуются словами. Человек, знающий очень много названий, т.е. очень много слов, считается обладающим большим пониманием. Но так бывает, конечно, опять-таки за пределами практической деятельности, где его невежество обнаруживается очень быстро."
"Одну из причин расхождения между линиями бытия и знания в жизни, недостатка понимания, который частично является причиной, а частично следствием этого расхождения, нужно искать в языке, на котором говорят люди. Этот язык полон ложных понятий, неправильных подразделений и ассоциаций. И главное - вследствие существенных, характерных особенностей обыденного мышления, его неясности и неточности - каждое слово может иметь тысячи различных значений сообразно материалу, которым располагает говорящий, и действующему в нём в данный момент комплексу ассоциаций. Люди не уясняют себе, до какой степени субъективен их язык, насколько разные вещи выражает каждый из них одними и теми же словами. Они не осознают, что каждый человек говорит на собственном языке и очень плохо понимает язык другого человека или не понимает его совсем. При этом люди даже не представляют себе, что все они говорят на языках, непонятных друг другу. Они твёрдо убеждены в том, что говорят на одном и том же языке и понимают один другого. На самом же деле эта уверенность не имеет под собой никаких оснований. Язык, на котором они говорят, приспособлен лишь для практической жизни. Люди могут сообщать на нём информацию практического характера: но едва они переходят в чуть более сложную область, как они тотчас же теряются и перестают понимать друг друга, хотя и не сознают этого. Люди воображают, что они часто, если не всегда, понимают своих ближних, по крайней мере, способны при желании их понять, воображают, что понимают авторов прочитанных ими книг, что другие люди понимают их. Такова одна из тех нд.люзцй, которые люди создают для себя и среди которых живут. На самом же деле никто из них не понимает другого человека. Двое людей с глубокой убеждённостью говорят одно и то же, но называют это по-разному и до бесконечности спорят друг с другом, не подозревая, что думают совершенно Одинаково. Или наоборот, они говорят одни и те же слова и воображают, что согласны друг с другом, что достигли взаимопонимания, а в действительности они говорят совершенно разные вещи, ни в малейшей степени не понимая друг друга.
"Если мы возьмём самые простые слова, которые постоянно встречаются в речи, и попытаемся проанализировать те значения, которые им придают, мы увидим, что в любой момент своей жизни всякий человек вкладывает в каждое такое слово особый смысл, который другой человек в это слово никогда бы не вложил и даже не предположил.
"Возьмём слово "человек", вообразим себе разговор в группе людей, где часто слышится это слово. Без преувеличения можно сказать, что оно будет иметь здесь столько значений, сколько собралось людей, принимающих участие в разговоре; и во всех этих значениях не будет ничего общего.
"Говоря слово "человек", каждый невольно связывает с этим словом ту точку зрения, с которой он вообще привык рассматривать человека или с которой он по той или иной причине рассматривает его в настоящий момент. Возможно, одного из собеседников занимает вопрос о взаимоотношениях между полами; в таком случае слово "человек" не будет иметь для него общего смысла; услышав его, он прежде всего задаст себе вопрос: что за человек? мужчина или женщина? Другой собеседник может оказаться религиозным человеком, и его первым вопросом будет: христианин или не христианин? Третий может оказаться врачом, и понятие "человек" будет означать для него "здоровый" или "больной", - конечно, с его специальной точки зрения. Спирит подумает о "человеке" с точки зрения "астрального тела", "потусторонней жизни" и т.д.; если ему зададут вопрос, он, возможно, ответит, что люди делятся на медиумов и не-медиумов. Натуралист, говоря о человеке, перенесёт центр тяжести своих мыслей на идею зоологического типа, т.е., говоря о человеке, будет думать о строении его зубов, пальцев, о лицевом угле, о расстоянии между пальцами. Юрист, говоря о "человеке", увидит в нём статистическую единицу, или юридического субъекта, или потенциального преступника, или возможного клиента. Моралист, произнося слово "человек", непременно введёт туда идею добра и зла - и так далее, и тому подобное.
"Люди не обращают внимания на все эти противоречия, не замечают того, что они не понимают друг друга и говорят о разных вещах. Понятно, что для надлежащего изучения и точного обмена мыслями необходим точный язык, который дал бы возможность установить, что в действительности означает слово "человек"; такой язык включал бы в себя указание на ту точку зрения, с которой рассматривается данное понятие, определял бы центр тяжести этого понятия. Идея совершенно ясна, и каждая научная дисциплина пытается выработать и установить для себя точный язык. А универсального языка нет. Люди непрестанно смешивают языки различных наук и не могут установить их точные соответствия. Даже в каждой отрасли науки постоянно возникает новая терминология, новая номенклатура. И чем дальше, тем дело обстоит хуже. Растет непонимание; оно возрастает вместо того, чтобы уменьшаться; есть все основания думать, что оно будет продолжать возрастать, а люди - всё меньше понимать друг друга.
"Для точного понимания необходим точный язык. И изучение систем древнего знания начинается с изучения языка, который позволяет точно установить, что именно говорится, с какой точки зрения и в какой связи. Этот новый язык едва ли содержит какие-либо новые термины или новую номенклатуру, но он утверждает конструкцию речи на новом принципе, а именно: на принципе относительности. Иными словами, он вводит относительность во все понятия и таким образом делает возможным точно установить угол мышления; в обычном языке выражения относительности как раз отсутствуют.
"Когда человек овладеет этим языком, тогда, используя его, он сможет передать и сообщить массу таких знаний, такой информации, которую на обычном языке передать невозможно, даже если пользоваться разными научными, и философскими терминами.
"Фундаментальное свойство нового языка, его особенность, заключается в том, что все его идеи сосредоточены вокруг одной идеи, т.е. они берутся в своих взаимоотношениях с точки зрения одной идеи. Эта идея - идея эволюции; конечно, не эволюции в смысле механического развития, потому что такой эволюции не существует, - но в смысле сознательной, намеренной эволюции, которая одна только и является возможной.
"Всё в мире, от солнечных систем до человека и от человека до атома, движется вверх или вниз, эволюционирует или дегенерирует, развивается или распадается. Но ничто не эволюционирует механически; механически протекают лишь дегенерация и разрушение. То, что не в состоянии эволюционировать сознательно, вырождается. Внешняя помощь со стороны возможна только до тех пор, пока она ценится и принимается, даже если сначала она только ощущается.
"Язык, в котором возможно понимание, строится на указании отношения рассматриваемого субъекта к возможной для него эволюции, на указании его места на эволюционной лестнице.
"Для этого многие из наших обычных идей разделяются в соответствии со ступенями этой эволюции.
"Обратимся ещё раз к идее человека. В языке, о котором я говорю, вмести слова "человек" употребляются семь слов, а именно: челопёк номер один, человек номер два, человек номер три, человек номер четыре, человек номер пять, человек номер шесть и человек номер семь. С этими семью понятиями люди, говоря о человеке, уже смогут понимать друг друга.