Но не смотря на это, игра шла в довольно штатном режиме. Поначалу я удивлялся той сноровке, скорости и невообразимым трюкам, которые проделывали игроки, пытаясь отобрать манту друг у друга. Слегка терялся, когда мяч доставался мне, тушевался перед опытными и мощными игроками, боясь выглядеть неказистым и совершить что-нибудь не то. И у меня, как бы ни было обидным, получалось это сделать лучше всего. Я злился, разглядывая реакцию членов моей команды, ловя насмешливые взгляды другой. Не смотря на такое досадное положение дел, я смог нейтрализовать в себе ненужные недостатки, вспомнив один действенный в любой ситуации способ: представил, будто все вокруг вообще не имеют ни малейшего представления, что они делают, а тем более, как это нужно делать правильно и эффективно, словно только я один среди всех этих неумех профессионал. И когда ты всерьез начинаешь верить в это, начинаешь жить этим, принимая свое мнение за лемму, у тебя начинает все получаться. Именно так великие люди рождали свои собственные стили, будь они хоть художниками, хоть музыкантами, танцорами или модельерами. И эти стили покоряли народы. А к середине хастаманты уже я начал покорять всех своей игрой, пугая противников своей сноровкой, непривычной для них человеческой фантазией и неуловимостью, радуя своих негаданной ловкостью и точными мячами. Даже напыщенная стервозностью Лиолу принялась с несвойственной ей застенчивостью строить мне глазки.
Эта чертовка могла свести с ума любого мужчину, обезглавливая его не только своей загадочной красотой, но и своим неуровновешанным характером. Заглядываясь на нее, анализируя ее, я начал терять с трудом приобретенные способности игры, она высасывала их своим колдовским взглядом. Высасывала до такой степени, что у меня резко потемнело в глазах, ноги обмякли, свалив меня на сиреневое поле...
? ? ?
Где-то неподалеку, но будто в густом тумане, слышались грозные крики, ожесточенное рычание, глухие удары, хлопки, словно шлепки плеткой, через закрытые веки прокрадывались резкие, но редкие вспышки света. Я пытался встать и посмотреть, что происходит, но непослушное важное тело не давало мне это сделать. С трудом я перевалился на спину и открыл глаза. Все двоится, сплошная муть. Вокруг мрак, только впереди какая-то суета, словно кто-то борется.
- Уходи, Максим! Уходи, ничего не бойся! - Расплылся водой женский голос в моей голове. - Уходи! - Уже четче повторил он.
Женский голос, знакомый голос. Дежавю? Мне знакома эта ситуация! Вот только бы подняться. Я протер глаза, пытаясь разогнать пелену в них. После очередного глухого удара шум резко стих. Сознание постепенно прояснялось, по телу, обжигая кожу, побежали мурашки, разжимая оковы. Цепляясь за стену, мне удалось подняться. Впереди за коридором, в тускло освещенном зале прорисовался силуэт человека. Мужчина, бритая бледная голова, темная мантия до пола и слегка зеленоватое свечение в районе глаз. Он стоял боком ко мне перед невысокой кафедрой. Рядом с ним, на полу, лежал без движения еще один человек, облоченный в небесно-голубое одеяние, слегка светящееся лазурью.
- Ну, давай же. - Произнес мужчина. - Покажи мне, даруй мне знание.
Мужчина перелистывал страницу за страницей большой книги. По его лысой голове проплыл темный рисунок, проясняя всю ситуацию.
- Макир. - Озаренно прошептал я.
Ноги окончательно стали послушными. Сжав кулаки, я уверенно направился к нему.
- Покажи! - Истерично крикнул Макир на книгу, ударяя кулаками по кафедре. - Бесполезное человеческое отродье.
- Видимо, тебе нечего даровать. - Насмешливо произнесла женщина, лежавшая у его ног.
Она приподнялась на дрожащие руки. Длинные темно-каштановые волосы лоснились по ее лицу, скрывая его. Но я шестым чувством догадывался, кто она.
- Ты бестолков и ничтожен, для тебя нет дара. Тебе никогда не прочесть ее! - Она засмеялась. - Я слышала, но не верила, что есть такие, кто не уподоблен ее дару.
Казалось, что из-за набухшей ярости из его головы повалил пар. В гневе он повернулся к женщине.
- Замолчи!
Он направил на нее руку и вскинул ее вверх, вместе с рукой, повинуясь ей, в воздух взмыло обмякшее тело, пролетев несколько метров, оно вмазалось в стеллажи.
- Мама, нет!
Вскрикнул я в ужасе. Но к удивлению меня никто из них не услышал, никто даже не покосился в мою сторону. Растерзанный болью ужаса, я стремительно бежал на помощь, готовый разорвать этого лысого гада в лоскутки мифического мусора. Запястье правой руки дало о себе знать огненным жжением, и я понимал, что это значит, будто кто-то одарил меня этим знанием. Некая сила трепетала в руке, пытаясь вырваться наружу, умоляя меня об этом. И мне это доставляло какое-то необъяснимое удовольствие. А Макир тем временем уже ворожил перед собой руками, извлекая из воздуха мерцающий голубой шар, который он безжалостно запустил в маму. Мое сердце закипело пузырями ужаса, предугадывая, что сейчас может произойти. Время замедлилось. Я, завороженный, наблюдал, как переливающийся шар миллиметр за миллиметром разрезает пространство. Но мои движения оставались неизменны. Я вскинул руку, освобождая свой браслет в стремительную цепь, которая, не подчиняясь законам времени, мгновенно дотянулась до шара и лизнула его. Тот, лопнув, приклеился к цепи и медленно покарабкался по ней ко мне. Я же вторым рывком руки послал свое оружие к Макиру, который недоуменно выпучил глаза на потерпленное фиаско. Наконечник цепи полоснул его бледную щеку, оставляя зияющий порез. Сгорая от непонимания всего происходящего, испуганно шаря глазами по залу в поисках обидчика, он медленно попятился назад. Еще раз, взглянув в сторону мамы, Макир скрылся в темноте проходов.
Зал наполнился тишиной. Сломанные стеллажи, разбитые и процарапанные стены, выжженный в некоторых местах пол медленно стали восстанавливать свое прежнее состояние, словно регенерирующая ткань. Каждая щепочка вернулась на свое место, каждая царапинка стерлась, будто карандаш ластиком. Мама с трудом поднялась. Еле стоя на ногах, она также как и старик, не понимала, что происходит. Я хотел было поспешить к ней, поддержать ее ослабленное тело, но слабость настигла меня самого. Упав на колени, я заметил, что моя правая рука покрыта зеленой пленкой. После чего тело обхватила нестерпимая боль, и я провалился в беспамятство.
? ? ?
Сквозь темноту пробирались заблудившиеся голоса, отголоски грома сотрясали голову, отдавая легким пощипыванием в щеках, которое с каждым звуком грома росло. Через мгновение я понял, что кто-то от души лепит мне по щекам. С трудом я приоткрыл веки. Две мутные головы нависли надо мной.
- Он очнулся. - Произнесла одна из голов.
Рядом ощутилось оживление.
- Крон, не надо! Не сейчас! - Попросил женский голос.
Я его узнал - это была Лиолу. Прекрасная Лиолу.... Как же я хочу, чтобы ты была со мной. Пустите ее ко мне, пусть она присядет рядом. Эй, вы, там! Никто не обращал на мои слова внимания. Почему меня никто не слышит? Но я сообразил, что это всего лишь мои мысли.
- Крон, остынь! - Крикнул уже мужской голос.
В ответ ему донеслось гневное рычание. Что же там происходит? И что с Кроном? Вдруг кто-то меня схватил за грудки и с легкостью поднял в воздух. В лицо ударил горячий воздух, затем снова и снова.
- Крон, отпусти его! - Снова попросила Лиолу.
Я присмотрелся, настраивая фокус глаз. Дикие голубые глаза с гневом буравили меня. Приглядевшись, я понял, что это и вправду был Крон.
- Не смей приближаться к моей девочке. - Размеренно, по слогам, грозно, но сдержанно произнес глубокий голос Крона.
- Что? - Не понимая о чем он, спросил я.
Удары горячего воздуха по моему лицу участились. Из груди зверечеловека донеслось звериное рычание.
- Не смей приближаться к моей девочке! - Снова повторил он.