По это была не единственная дорога, пересекавшая здесь долину. Под гатью викингов лежали три другие гати: верхняя — тоже деревянная, нижние две — мощенные булыжником, и они переносили нас в прошлое еще на полторы тысячи лет, в конец бронзового века. В пятидесяти метрах отсюда средневековый почтовый тракт все еще заметно горбил траву прилегающего луга, а далее, еще в ста метрах, современное шоссе протянулось вдоль дамбы, навсегда вознесшей его выше всех разливов и паводков, которые угрожали семидесяти пяти поколениям путников и одну за другой одолели пять прежних дорог.
Позади нас — местный рабочий, девушка-доброволец и я, — старавшихся распутать эти напластования дорог, стоял самый старинный в Дании дорожный знак. Там, где дорога упиралась в нагроможденную паводками гору досок — все, что осталось от моста пли настила через реку Аллинг, — викинги установили предупредительный знак, каменный столб с высеченной на нем личиной водяного: бессмысленно вытаращенные глаза, борода, судя по всему, сплетенная из развевающихся водорослей.
Сколько помнят местные жители, столб этот лежал лицом вниз, наполовину зарывшись в береговой дерн, и, пока один историк, сотрудник Национального музея, в поисках рунических надписей два года назад не поднял его, никто не знал о каменной личине. Тем не менее какие-то воспоминания явно передавались из уст в уста, потому что в здешней округе было хорошо известно предание об Оманде — водяном. Оманд будто бы каждый год требовал жертвоприношений, ежегодно кто-нибудь из пересекавших реку погибал, пока мелиоративное управление не соорудило дамбу, одновременно спрямив и углубив русло. Правда, однажды шесть лет прошло без жертв, зато на седьмой год в ненастную зимнюю ночь в реку провалился экипаж и утонуло сразу семь человек…
Однако в этот жаркий июльский день трудновато было поверить в мрачную репутацию здешней переправы, и пока мы продолжали зачищать и зарисовывать длинный центральный разрез через четыре чередующиеся дороги, наши мысли и взгляды все чаще обращались в другую сторону, от реки на вершину косогора, откуда дорога змейкой спускалась по склону к мосту и где стояла гостиница (надо думать, на этом же месте в свое время помещался постоялый двор викингов).
Во время ленча в гостинице меня подозвали к телефону. Местный корреспондент одной из копенгагенских газет сообщил, что утром опубликован список ассигнований Научного фонда на очередные двенадцать месяцев и в нем значатся четыре тысячи долларов для археологической экспедиции Орхусского доисторического музея на остров Бахрейн. Не могу ли я рассказать, что это за экспедиция?
Как лучше ответить на такой вопрос? У меня было что поведать о маленьком субтропическом острове, где я провел три года и куда, судя по всему, мне теперь снова предстояло попасть. Но не так-то легко объяснить читателям газеты, не имеющим понятия о Персидском заливе, что такое Бахрейн и почему им заинтересовались археологи. Я сделал глубокий вдох и начал:
— Бахрейн — островок в Персидском, или, как его предпочитают называть сами бахрейнцы, Аравийском заливе. Дело в том, что бахрейнцы говорят на арабском языке, как и все жители стран на южном берегу залива и соседних островах.
Стоп, уже отклонился от сути… Я сглотнул и начал сначала:
— Бахрейн — остров, расположенный у аравийских берегов так называемого Персидского залива. Совсем маленький остров, его длина в направлении север — юг составляет неполных пятьдесят километров, ширина — около двадцати четырех. Тем не менее это независимое государство, одно из самых маленьких самостоятельных государств в мире. Оно насчитывает около ста пятидесяти тысяч жителей — арабов-мусульман[2], которыми при помощи британского советника правит самодержавно, но милостиво верховный шейх.
Только я разогнался, как последовали вопросы.
— Имя правителя? Сульман — Его Величество шейх сэр Сульман бин Хамад бин Иса Аль-Халифа, кавалер ордена святого Михаила и святого Георгия второй степени, кавалер ордена Индийской империи второй степени. Он невысокого роста, ему цод шестьдесят, у него холеная черная борода и умнейшие карие глаза. Советник? Сэр Чарлз Белгрэйв. Он высокого роста, хладнокровный, курит манильские сигары, весьма деятелен.
— Значит ли это, что Бахрейн фактически является британским протекторатом?
Я задумался. Как бы растолковать это датскому читателю…
— Во всяком случае, — ответил я, — не в прямом смысле слова. В моем представлении, британский протекторат подчинен британскому губернатору, располагающему вооруженными силами и правящему от имени местного властителя или совместно с ним. На Бахрейне ничего такого нет. Британцы, так сказать, охраняют интересы Бахрейна. Около ста лет назад правитель Бахрейна и британское правительство заключили договор, по которому Великобритания гарантирует независимость Бахрейна, а тот, в свою очередь, отказывается от пиратства и работорговли, не вступает в договорные отношения с другими государствами и уполномочивает Великобританию представлять его за рубежом. В то же время договор предусматривает невмешательство Великобритании во внутренние дела острова, и, насколько я мог убедиться, это условие строго соблюдается[3].
— А как же насчет британского советника?
— О, это совсем другое дело. Сэр Чарлз не является служащим британского министерства иностранных дел. Просто отец шейха Сульмана взял на службу молодого бывшего офицера, чтобы тот помог разработать план системы образования и технического развития в западном духе на те скудные средства, какими тогда располагала государственная казна. Естественно, когда в казну начали поступать доходы от нефти, его роль и влияние возросли, но вообще-то он остается всего-навсего гражданским должностным лицом бахрейнской администрации. То, что он оказался англичанином, — чистая случайность.
Однако репортер, услышав магическое слово «нефть», сразу утратил интерес к сэру Чарлзу Белгрэйву.
— Да, нефть обнаружена на Бахрейне в 1931 г. До тех пор никто и не предполагал, что она есть в области Персидского залива. Конечно, по тамошним меркам Бахрейн, как я понимаю, не так уж и богат этим полезным ископаемым. По добыче намного превосходят его Кувейт, Саудовская Аравия и даже соседний Катар. Тем не менее последние два десятка лет Бахрейн получал совсем недурной доход, от пяти до десяти миллионов долларов в год, что способствовало постепенному развитию достаточно обеспеченной, просвещенной и вполне процветающей маленькой страны.
— Я вижу, вы неплохо знаете Бахрейн. Вам доводилось бывать там прежде?
— Да, я провел там три года непосредственно перед тем, как приехал в Данию в 1950 г. Работал в нефтяной компании. Правда, сама компания занималась добычей на новых месторождениях в соседнем Катаре, но на Бахрейне помещалась ее контора, где я и служил.
— И теперь вы возвращаетесь туда как археолог. Почему? Есть ли на Бахрейне что-нибудь интересное для археолога?
Я чуть улыбнулся:
— Да, там находится самое большое доисторическое кладбище в мире.
Всю вторую половину того дня мои мысли никак не хотели сосредоточиться на гатях викингов. Я вспоминал день, когда впервые увидел бахрейнские курганы.
…Минуло около двух недель, как я прибыл на Бахрейн. Стояла середина лета, остров окутывала душная, влажная потогонная пелена, которая, как поведали мне сведущие люди, наползает с моря в июне и рассеивается только в октябре. С мрачным удовлетворением эти люди говорили о «самом мерзком климате в мире». И, по правде говоря, прилетев в июле из Англии на гидроплане, приводнившемся на беспокойном мелководье между собственно Бахрейном и лежащим севернее островком Мухаррак, я не видел причин возражать им. Заняв отведенное мне место в крохотном побеленном кабинете в просторном, тоже побеленном здании, я номинально возглавил отдел, ведавший снабжением трехсот с лишним человек, буривших нефтяные скважины в песках Катара. И хотя на самом деле я быстро убедился, что мои подчиненные — два десятка арабских и индийских клерков и агентов по снабжению — великолепно справляются со своими обязанностями без моего вмешательства, извращенное чувство «бремени белого человека» заставляло меня исправно сидеть за конторкой в окружении распахнутых настежь окон и под жужжание потолочного вентилятора подписывать накладные на всевозможные товары, от туалетной бумаги до трехтонных грузовиков, и визировать документы флотилии доу[4], которые прилежно доставляли в безводный Катар воду из источника на морском дне у берегов Бахрейна.
2
Бахрейн — с августа 1971 г. независимое государство, конституционная монархия (княжество, пли эмират). Расположен в юго-западной части Персидского залива и состоит из двадцати пяти островов, крупнейший из которых — остров Бахрейн. Общая площадь эмирата — 598,3 кв. км. Население (по переписи 1981 г.) — более 358,9 тыс. человек (из них 85 % —арабы). —
3
Здесь автор не совсем прав. Английские колонизаторы под предлогом «борьбы против пиратства и работорговли» с начала XIX в. активно подчиняли себе мелкие арабские княжества на побережье Персидского залива. Под дулами пушек английских фрегатов Бахрейн вынужден был подписать с Британией ряд неравноправных договоров, завершившихся в 1861 г. фактическим установлением протектората Англии над этим княжеством. О борьбе бахрейнцев с британскими колонизаторами за свободу и независимость см.: