Вот почему мы были очень рады нашим пустым квадратам. Копали предельно осторожно, следя за малейшими изменениями окраски или консистенции грунта, переводя рабочих из одного квадрата в другой, как только нам требовалось время, чтобы почище выскрести совками тот или иной слой и удостовериться, что мы не заблуждаемся. Как того требуют правила, стенки раскопов были строго вертикальными и тщательно зачищенными, мы. зарисовывали разрезы и помечали слои ярлыками на воткнутых в землю шестидюймовых гвоздях. И мы изучали керамику.
В тот год я работал вместе с Тото. Тото Коопман — голландка, первая женщина в нашей экспедиции. Она только что окончила в Лондоне учебное заведение, которое готовит археологов высокого класса, и к тому же была беспощадным эксплуататором. Каждый день ровно в три часа Тото оставляла на меня свой раскоп и поднималась в лагерь. Когда же я в конце трудового дня приходил туда, все добытые накануне черепки были разложены на длинном столе под открытым небом. Каждый слой — особо, и в рамках его отдельно сгруппированы обломки венчиков, днищ, черепки с орнаментом. От меня требовалось до захода солнца составить тщательное описание (до двух страниц убористого текста) керамики каждого слоя.
Поскольку я хочу рассказывать не только, как были достигнуты наши результаты, но и в чем они выражались, придется здесь разъяснить кое-какие детали. Я уже подчеркивал, что керамика служит археологу ориентиром. Вообще говоря, число комбинаций и видоизменений не ограничено, но на самом деле гончары в каждый конкретный период в одной конкретной мастерской в день изготовляют не более полутора десятков разнотипных сосудов, да и то последние нередко обладают сходными признаками, поскольку сделаны из одной и той же глины, на одном и том же круге, обожжены в одной печи. Вероятность того, что гончар одного периода слепит сосуд, который можно спутать с изделием гончара другого периода, настолько мала, что ею можно пренебречь. Сходные горшки идентичны и в датировке, более того, они принадлежат одной «культуре». Другими словами, у людей, пользовавшихся одинаковой посудой, было общее культурное наследие, были общие традиции, и мы вправе предположить некое этническое и политическое единство, принадлежность этих людей к одной «нации», к одной «стране».
Анализируя керамику, мы стремились выявить «культуры» в их стратиграфической последовательности, определить спектр посуды, изготовленной гончарами каждого слоя. Стремились установить, происходило ли постепенное видоизменение керамики из слоя в слой, плавный переход от одного стиля, одной техники к другой, или же последовательность нарушалась, один набор посуды внезапно сменялся другим, совершенно отличным. Такие скачки, найди мы их, отражали бы существенные нарушения исторической последовательности, обозначая либо хронологический разрыв, период, когда данное место оставалось необитаемым достаточно долго, чтобы керамика могла совершенно измениться, либо внезапную смену одной популяции, со своей керамической традицией, другим населением, с другой посудой. А такую смену скорее всего следовало толковать как признак иноземного завоевания.
Это о наших целях. Столь же ясно обстояло дело и с методикой. Для каждого слоя керамики мы определяли характерные черты. На большом разграфленном листе бумаги над вертикальными столбцами вписали основные характеристики изделий верхнего слоя. Поперек листа провели горизонтальные линии по числу выявленных слоев. Крестики в строке, отвечающей слою 1, обозначали присутствие в этом слое установленных характеристик. Точно так же изучали мы слой 2 и опять ставили крестики. По мере обнаружения новых разновидностей керамики появлялись и новые столбцы с надлежащей рубрикой. Поскольку мы с Тото обрабатывали каждый свой квадрат и анализировали их раздельно, одновременно заполнялись две таблицы, но на одном листе, причем оперировали мы одними и теми же характеристиками. В ходе работы добавлялись не только столбцы с новыми обозначениями, но и строки с перечнем слоев. И когда мы, дойдя до скального основания, завершили анализ предматерикового слоя, крестики в столбцах позволили нам сделать совершенно определенный вывод. Последовательность культур нарушали два явственных разрыва; добытый нами материал неопровержимо свидетельствовал о трех различных этапах обитания к югу от маленькой крепости у моря.
Горизонт, соответствующий этапу 1 (шесть верхних слоев раскопа Тото и пять верхних слоев моего раскопа), отличался великим разнообразием керамики, которую легче иллюстрировать, чем описывать словами. Тут были [1] «суповые тарелки» — посуда с широким венчиком, глазурованная (под глазурью затейливый, в основном черный орнамент, подчиненный радиальной симметрии). Во многих случаях глазурь сохранилась плохо, местами и вовсе стерлась, отчего сильно пострадали краски орнамента. Когда черепки подсыхали на солнце, цвета блекли, так что видно было лишь серо-черные разводы на тусклом белом фоне. Но иногда на осколках, положенных для осторожного промывания в воду, оживали первоначальные синие, зеленые и желтые краски.
Кроме «суповых тарелок» и встречавшихся изредка глубоких мисок из того же материала в этом горизонте был еще только один род глазурованной посуды; зато он выделялся характерным видом, и мы скоро научились узнавать его с первого взгляда. Это был тонкий серый фарфор с оливково-зеленой глазурью, нисколько не пострадавший от лежания в земле. Он выглядел так современно, что, когда двумя годами раньше мы подобрали первые осколки на поверхности холма, даже не верилось, что этой посуде от восьмисот до тысячи лет. Тем не менее это было так, ведь речь шла о китайском фарфоре, известном под названием селадон [2], а он, согласно древним арабским и китайским авторам, впервые был введен в арабский мир во времена династии Сун (900—1150).
Далее следует сосуд, который мы называли «кофейником», как только собрали достаточно черепков для его реконструкции [3]; он представлял собой нечто вроде вазы с широким туловом и двумя ручками, причем одна была полой и служила носиком. Из неглазурованной посуды только эта разновидность была раскрашена; узор всегда один и тот же: темно-красные линии и «лесенки» на бело-розовом фоне.
Восемь основных типов керамики, входящих в культуру города VI, Кала’ат аль-Бахрейн (вероятно, X II в. н. э.). Цифры относятся к описаниям в тексте; они же проставлены в столбцах аналитических таблиц
Инвентарь первого горизонта включал еще четыре сосуда: маленькую вазу с четырьмя крохотными ручками и очень узким основанием [4]; вазу повыше с тремя высокими ручками, составленными из двух, а то и трех брусочков [5]; пузатый горшок, в верхней части его тулова — гравированный узор: три волнистых черты между двумя рядами тройных и горизонтальных линий [6]; наконец, почти метровой высоты, но не такой уж широкий кувшин для хранения припасов, с загнутым внутрь венчиком [7].
Таким образом, первые шесть слоев характеризовались семью видами посуды; при этом «кофейник» и кувшин с загнутым внутрь венчиком были позднего происхождения и встретились нам лишь в двух верхних слоях. Конечно, нам попадались и другие черепки, но в этих случаях о форме сосуда, как правило, приходилось только гадать. Таковы черепки тонкостенной желтой посуды с тисненым узором, явно изготовленной в форме, а также черепки с нарезкой в виде треугольников под зеленой глазурью — позднее мы занесли эту посуду в разряд глубоких «мисок для пудинга» [8].