8 […] камней,
9 сил белого коралла,
3 […] камней,
5 72 мин жезлов из слоновой кости,
30 кусков черепашьего панциря [?],
1 деревянный жезл с медным […],
1 гребень из слоновой кости,
1 мина меди вместо слоновой кости,
3 мины камня эллигу,
2 меры сурьмы [для подкрашивания век],
3 сикля мерахду,
[…] счетных досок [?] из маканского тростника,
3 сикля […],
15 сиклей аразум,
[…] сиклей хулумум,
[утрачено четыре строки]
доставлено из Дильмуна
дань богине Нингал
от участников плавания
[утрачено пять строк, включая, очевидно, дату]».
Поистине разнообразный перечень, но примечательно, что, за исключением меди, речь идет о мелких партиях явно драгоценных товаров, предметов роскоши. Помимо слоновой кости, панцирей черепах и сурьмы, а также счетных досок (если верно прочтение) из маканского тростника (возможно, подразумевается бамбук) и трех неизвестных предметов видим драгоценные и полудрагоценные камни. Особого внимания заслуживает «рыбий глаз», упоминаемый на пяти из восьми табличек. Мы можем лишь предполагать, что речь идет о жемчуге, но примечательно, что эти предметы исчисляются поштучно, а не на вес и не в мерах длины, как почти все остальные товары. Уже из этого видно, что они высоко ценились.
Остальные таблички добавляют к этому перечню еще кое-какие предметы. На двух упоминается лазурит и какой-то «огненный камень», еще на двух — золото. Часто говорится о серебре, но в большинстве случаев следует уточнение, что оно служило эквивалентом налога, так что вряд ли серебро входило в состав грузов из Дильмуна.
На первый взгляд эти перечни не дают повода отождествлять Дильмун с Бахрейном. Из названных товаров только жемчуг и черепаха могли быть добыты на Бахрейне. Утешает то, что вообще не существует такой области, которая могла бы одна поставить все поименованные предметы. Особенно важно тут упоминание лазурита: единственное известное месторождение находилось в Афганистане, который мог поставить некоторые другие товары, но никак не слоновую кость и жемчуг. Получается, что Дильмун служил перевалочным пунктом для товаров из более дальних стран, и большинство предметов роскоши явно указывает на Индийский субконтинент.
Остаются два весьма важных вопроса. Один — откуда поступала медь, составлявшая основу дильмунской торговли? Другой — из чего состоял экспорт? Что ввозили в Дильмун месопотамские купцы в уплату за приобретаемые товары? Три таблички дают нам ответ на оба эти вопроса.
Одна из них даже упоминает Дильмун. Она представляет собой квитанцию: некий Ур-гур, «капитан большого судна», расписался в получении «десяти талантов разного рода шерсти обычного качества, погруженной для отправки в Дильмун». Табличка датирована 2027 г. до н. э.; она на сто лет старше перечней дани храму Нингал и почти на 250 лет старше документов Эа-насира. Две другие таблички (2026 и 2024 гг. до н. э.) — тоже квитанции; некий Лу-Эндилла расписался в получении товаров из храма Наннар — главного храма в Уре. В первой квитанции говорится о 60 талантах шерсти, 70 кусках ткани, 180 шкурах и «6 курах доброго кунжутного масла», предназначенных для «уплаты за медь». Вторая содержит уточнение: 15 кусков ткани и 2/3 таланта шерсти предназначены «в уплату за медь из Макана»[35].
Получается, что закупаемая в Дильмуне медь поступала туда партиями почти в двадцать тонн из другой страны, именуемой Макан. Мы еще вернемся к Макану. Сейчас обратим внимание на то, что главным товаром, которым расплачивались за медь, была шерсть и шерстяные ткани. Шерсть оставалась основной статьей месопотамского экспорта в Дильмун и спустя четверть тысячелетия, судя по тому, что одна из табличек, найденных в доме Эа-насира, является распиской в получении пятидесяти кусков ткани с обозначением стоимости каждого куска в серебре».
Есть еще две таблички времен Эа-насира (одна датирована 1794 г. до н. э), прямо говорящие, что к чему. Вот текст одной из них:
«Лу-Мешламтае и Нигсисанабса получили в долг от Ур-нинмара 2 мины серебра, 5 кур кунжутного масла и 30 кусков ткани, чтобы внести пай в экспедицию в Дильмун для закупки там меди…».
Вторая табличка поддается прочтению труднее, но речь идет о займе пяти сиклей серебра «для покупки «рыбьего глаза» и других товаров во время экспедиции в Дильмун».
Примечателен сугубо деловой тон всех этих текстов. Купцы, добывающие капитал и комплектующие груз для плаваний в Дильмун, занимались не поисками мифической страны бессмертия за пределами известного мира, а своим повседневным делом, которое их кормило.
Не следует полагать, что торговлю эту вели одни только месопотамцы. Среди тех, кто вносил налог храму Нингал, двое обозначены как уроженцы Дильмуна. Видимо, дильмунские купцы поселялись в Двуречье, а месопотамские — в Дильмуне, и в перевозках были заняты суда обеих стран.
Но и другие страны в начале II тысячелетия до н. э. направляли к берегам Дильмуна свои суда, которые швартовались у стен его городов. Корабли из Макана несли тяжелый груз меди; суда из городов Индской цивилизации доставляли, как и в наши дни, лес (возможно, хотя мы и не располагаем точными свидетельствами, также хлопок) наряду с более легкими и более ценными товарами — слоновой костью, лазуритом, сердоликом.
Маленькая выставка предметов, найденных нами в раскопах, сама по себе не могла служить яркой иллюстрацией оживленной морской торговли и мало добавляла к свидетельствам в пользу того, что Дильмун и Бахрейн — одно и то же. Однако ведь речь шла всего лишь о вещах, случайно оброненных на протяжении десяти метров на тупиковой улочке в черте города, и сами по себе предметы были достаточно выразительны. Слоновая кость, сердолик, медь…
Несметное множество кусочков меди в морском песке, которым засыпана территория внутри городской стены, становится понятным, если долгое время велась перегрузка металла с одного судна на другое, пришвартованное-к стене. Глядя на полированный кремневый разновес, типичный для культуры Индской долины, мы вспоминали, что Дильмун пользовался отличной от Ура системой мер и весов, — может, индской? И в нашей коллекции были три печати — такие же, какие чужестранные купцы оставили в Уре и в Мохенджо-Даро.
Вместе получался вполне убедительный итог, концы Сходились с концами. Потому что за горсточкой предметов, — поднятых на древней улочке, стояло значительное количество достаточно веских фактов. Хорошо укрепленный и не такой уж маленький город: площадь нашего телля превышала половину Ура, а последний был одним из самых больших городов Двуречья. Барбарский храм, который дважды перестраивался на все более широкой и красивой ступенчатой платформе. Сотни тысяч курганов, причем на строительство самых больших несомненно ушел не один месяц, при участии сотен рабочих. Речь шла не о какой-то изолированной земледельческой и рыболовецкой общине. Такой расцвет не мог быть достигнут на основе одних лишь скудных ресурсов самого Бахрейна. Богатство пришло извне, на Бахрейне сходились нити заморской торговли, о которой повествуют глиняные таблички. Стало быть, и он должен как-то упоминаться в этих табличках. Только одно из прочитанных на них географических названий отвечало на этот вопрос — Дильмун.
Почему именно Бахрейн играл столь важную роль на древних торговых путях, выяснить не трудно. Здесь мореплаватели запасались пресной водой. На всем протяжении Персидского залива только тут и на материке напротив Бахрейна находились обильные пресные источники. Вода, которую бог Энки па заре времен даровал Дильмуну, и в самом деле, как он обещал, принесла процветание этому краю. В одной из версий предания «Энки и Нинхурсаг», найденной, как и упомянутые выше торговые документы, в Уре, обращенное к Дильмуну благословение Энки звучит так, что оно прямо относится к теме данной главы, поскольку в нем перечисляются практически все импортные и экспортные товары, названные на табличках с данными о дильмунской торговле. Вот оно в толковании профессора Крамера:
35
Макан (Маган) — богатая медью полулегендарная страна на юго-восточном побережье Аравийского полуострова. Отождествление Магана с древней культурой Омана, предлагаемое Дж. Бибби, весьма правдоподобно. —