Точнее, продолжал он, это дюгонь, похожее на тюленя морское млекопитающее, которое хоть и в малых количествах, но все еще водится в мангровых болотах, у побережья Договорного Омана, и встречи с которым в водах Индийского океана дали повод древним мореплавателям создать миф о морской деве.
Обед был ранним, потому что в восемь часов нам с Тимом и П. В. предстояло нанести визит правителю Абу-Даби. Так заведено в местных княжествах, и мы не собирались пренебрегать сложившимся порядком. Каждый чужеземец, прибывающий в город или в племенное становище, каждый горожанин или член племени, возвращающийся из далекого странствия, при первой возможности является к шейху поделиться новостями и изложить свое дело. Ибо шейх — правитель и покровитель своего народа, и ему положено знать все, происходящее в его владениях. Утром и вечером он проводит меджлис — открытое заседание, куда всякий может явиться, чтобы сообщить свои новости или заявить жалобу, а то и просто приветствовать правителя, выпить чашку кофе и спокойно удалиться. Теоретически этот обычай сохраняется даже в богатых нефтяных княжествах. Правда, там посетителей просеивают секретари и гофмейстеры, и вместо ритуального визита прибывающий в страну гость просто расписывается в гостевой книге, но по-прежнему вечером и утром заседает меджлис, и всякий вправе заявить о своем желании видеть правителя, хотя это желание пе всегда удовлетворяется. Здесь, в Абу-Даби, где иноземные гости все еще были редки, не посетить первый после нашего приезда меджлис было бы крайне невежливо.
И в темноте перед восходом луны «Лендровер» Тима пропахал глубокий песок, направляясь к белой громаде монаршей крепости с мерцающими в звездном свете бастионами и темными глазницами амбразур. Перед обитыми железом воротами машина остановилась. Бдительные стражники, держа винтовки наперевес, вызвали начальника караула; он открыл низкую створку и проводил нас в зал аудиенций. Здесь абудабийский шейх Шахбут поднялся с роскошного кресла в дальнем конце зала, приветствуя нас.
Шейх Шахбут оказался худощавым чернобородым мужчиной средних лет с грустноватым аскетическим лицом и живыми карими глазами. На мои воспоминания о нашей первой встрече накладывается тот факт, что несколько лет спустя, когда княжество Абу-Даби стало пожинать миллионные прибыли за нефть, шейх Шахбут проникся великой подозрительностью ко всем, включая археологов, но мое первое впечатление, и это совершенно точно, было исключительно благоприятным. Шейх проявил глубокий интерес к нашей работе и очень верно оценил трудности, подстерегающие археолога на девственной территории, а также свет, который наши исследования могли пролить на происхождение его народа и прошлое страны. Шейх знал местность, где Тим обнаружил курганы; он рассказал, что остров называется Умм ан-Нар и означает это «Матерь огня». При отце шейха на острове были найдены идолы, каменные фигуры животных, очевидно изваянные до ислама, во времена невежества. Разумеется, этих идолов немедля разбили и выбросили. Но, может быть, там найдутся еще какие-нибудь скульптуры, притом с надписями, позволяющими установить, кто их изваял. Мы сказали, что надписи не так уж важны. Чуть ли не все арабы, с которыми мы встречались, от наших рабочих до шейхов, твердо убеждены, что мы ищем либо золото, либо тарах — предметы с надписями. И мы постоянно объясняем, что предметы без надписей тоже о многом свидетельствуют. Посмотрите на медный кофейник, говорил я шейху, и вы по его форме скажете, где он сделан — в Дубае или Ниеве, на Бахрейне или в Дамаске. Если мы найдем на острове Умм ан-Нар горшок, то сможем, будь на то воля всевышнего, определить, что он был сделан в Ираке во времена излюбленного богом Авраама, и будем, таким образом, знать, что в ту пору сюда доходили корабли из Ирака. Может быть, вы найдете вещи из Ура, задумчиво произнес шейх, и я понял, что он совсем не плохо осведомлен.
Пока нам подавали горький кофе в чашечках без ручки, шейх Шахбут, с переливающимся золотом кинжалом на поясе, наклонясь вперед, уже задавал следующий вопрос. Что за люди обитали в Абу-Даби во времена невежества? Арабы? Мы ответили, что сейчас об этом еще рано говорить, надо сперва осмотреть оставленные ими памятники.
Остров Умм ан-Нар в Абу-Даби
На другое утро мы с Тимом и П. В. отправились на Умм ан-Нар. Туда было полчаса с лишком езды — сперва по глубокому песку до аэродрома, дальше по твердым солончакам. Город Абу-Даби тоже расположен на острове, отделенном от материка узким проливом, который почти совсем пересыхает во время отлива. Угроза бедуинских набегов еще недавно была вполне реальной для городов и поселков побережья, и большинство их построено с учетом возможного нападения скорее со стороны суши, чем с моря. (Так было и в прошлом, о чем говорит то, что все наши главные объекты находятся на островах — на Бахрейне, на Файлаке, теперь еще на Умм ан-Наре, — и число их будет множиться.) Сам пролив, охраняющий Абу-Даби, тоже охранялся. Прямо в воде стояла высокая круглая башня с бойницами. Вход в башню помещался высоко над водой, на стороне, обращенной к морю. Достаточно было поднять спущенную вниз веревку или лестницу, и два-три человека с мушкетами могли надежно охранять переправу. А с плоской крыши огнем подавались сигналы в крепость шейха, которая как раз прикрывает южные подступы к городу.
Теперь круглая башня покинута, и пролив пересекает узкая булыжная дамба. Но былая угроза не забыта. В конце дамбы белела современная цитадель, и подтянутые полицейские в защитной форме, с многозарядными винтовками и переносной радиостанцией, охраняли переправу от посторонних лиц. Мы предъявили паспорта и полученный от шейха пропуск и покатили по аравийской пустыне.
Ехать было недалеко. Не доезжая километров шесть с половиной до дамбы, мы рассмотрели слева, за солончаком и водой, темный горб Умм ан-Нара. Тим показал нам зеленое пятнышко на северной оконечности острова, объяснив, что это единственная пальма на всем Умм ан-Наре, и даже заверил нас, что уже видит курганы. Проехав на север по низкой известняковой гряде на материке, мы снова спустились на береговые солончаки. Прямо перед нами высился приземистый темный горб Умм ан-Нара, а между солончаками и островом стояла лодка с латинским парусом, присланная сюда ночью, чтобы перевезти нас. Однако добраться до лодки оказалось непросто. В этом месте мы впервые столкнулись с настоящими сабхами — коварными соляными ямами приморья. Только свернем на твердую по видимости соляную корку, как приходится поспешно отступать: корка начинает качаться, и колеса «Лендровера» проваливаются. В конце концов обходный маневр позволил нам выбраться на более сухой участок перед самым пляжем. Здесь мы сбросили ботинки и носки, подвернули брюки и дошли до лодки вброд.
Ширина переправы составляла от силы метров двести, но сильное приливно-отливное течение вырыло достаточно глубокое русло. Выйдя опять же вброд на берег, мы через затопляемую прибрежную низменность направились к эродированным известняковым скалам, с которых начинался собственно остров.
Умм ан-Нар невелик: не больше полутора километров в ширину и длину. В южной части его каменистый купол окаймляют невысокие утесы, и, поднявшись на плато, мы поняли, почему издалека Умм ан-Нар выглядел темнее, чем окружающие его желтые островки. Вся его поверхность была сплошь усеяна кремнем.
Мы сразу же убедились, что речь идет о природной россыпи. В Катаре мы уже наблюдали такую картину, когда гектар за гектаром покрыт плитами, обломками и осколками кремня. Кремень — продукт химического преобразования известняка, а известняк — осадочная порода, формирующаяся, как правило, на морском мелководье путем накопления раковин и скелетов морских организмов. А поскольку эти осадки откладываются горизонтальными пластами, то и кремень часто образует горизонтальные прослойки. Но если известняк — мягкая порода, легко разрушаемая ветром и дождями, то кремень почти неразрушим. Вот и вышло здесь то же, что и в Катаре: выветривание совершенно уничтожило покрывающие и подстилающие слои известняка, одновременно обнажив кремневый пласт.