Естественно, Кристиан очень старался найти в надписи дату или же имя царя, проявлявшего заботу об острове Икарос, но ни того, ни другого отыскать не удалось. Впрочем, мы и так получили важнейшую информацию: теперь нам было известно, что мы находимся на острове Икарос.
Мы давно это подозревали. И чтобы объяснить — почему, понадобится еще одно отступление, которыми эта книга поневоле изобилует.
Как только на Файлаке были обнаружены следы эллинов, мы от поисков клинописных упоминаний Дильмуна перешли к поискам упоминаний Персидского залива у античных авторов. Таких упоминаний оказалось изрядное число.
На протяжении пяти веков, с конца IV в. до н. э. и примерно до 200 г. н. э., больше десятка авторов — историков, географов, ботаников, просто путешественников и мореплавателей — записывали все, что им удавалось узнать о Ближнем Востоке, области, расположенной к югу от империи Александра, а затем на восток от Римской империи. И все они, кто коротко, кто более пространно, упоминали в своих обзорах Персидский залив. Почти половина этих трудов не дошла до наших дней, но их цитируют, порой дословно, более поздние авторы, так что в принципе, наверное, мало что было утеряно полностью. Как Страбон, живший во второй половине I в. до н. э. и написавший на греческом языке «Географию», так и живший столетием позже Плиний, автор латинской «Естественной истории», подробно рассказывают о Персидском заливе, опираясь на не дошедшие до нас труды трех-четырех авторов двух предшествующих столетий. Описание аравийских берегов залива в этих трудах не во всем совпадает, и там можно встретить названия бухт и мысов, которые сегодня идентифицировать трудно. Но оба автора упоминают остров «Ихара», расположенный неподалеку от устья Евфрата (правда, других сведений не приводят). Говорят они и о лежащем дальше на юг острове Тилос; по всем данным, речь идет о Бахрейне. Это отождествление давно признано точным, о чем мы знали задолго до начала работ на Файлаке. Оно подтверждается тем, что упоминается также лежащий рядом с Тилосом островок Арадус; а всем нам была знакома деревня Арад на острове Мухаррак, соединенном дамбой с Манамой на Бахрейне. Известны попытки вывести происхождение названия Тилос от слова «Дильмун» (причуды вавилонского письма вполне допускают прочтение «Тильмун»), однако возможные связи тут слишком неубедительны, чтобы принять такой вариант.
Большой интерес вызвало третье место, упоминаемое обоими авторами — город Герра. Позже я еще вернусь к Герре, когда буду рассказывать, как мы ее искали. О ней писали, что это был обнесенный стенами большой важный город на материке недалеко от Тилоса; он торговал с Вавилоном, а по суше — с поставлявшими ладан странами Южной Аравии. Однако, говоря о местоположении Герры, Плиний и Страбон сильно расходятся: первый помещает ее на берегу, второй — в 100 километрах от моря.
Но в данную минуту нас больше всего занимал Икарос, а самую полную информацию о нем мы нашли у более позднего автора. Около 170 г. н. э. историк Арриан написал на греческом языке труд о состоявшемся пятью веками раньше походе Александра Великого. К счастью для нас, он обратился к первоисточникам; большая часть описания приморских районов от Вавилонии до Индии основана на судовом журнале критянина Неарха, командовавшего флотом Александра. Пройдя Персию, в 326 г. до н. э., Александр пересек реку Инд (в нынешнем Пакистане) и продвинулся далеко в глубь Индийского субконтинента, после чего повернул на юг и вышел к морю поблизости от места, где теперь находится Карачи. Здесь по его повелению был построен флот; сам Александр направился с войском обратно через Южную Персию, а Неарху приказал вести корабли вдоль белуджистанских и персидских берегов.
Судовой журнал Неарха содержит подробнейшее описание побережья, настолько точное, что мы можем уверенно идентифицировать чуть ли не каждый названный пункт. После того как флотоводец воссоединился с войском Александра в Вавилоне, ему было поручено исследовать побережье Аравийского полуострова. Ибо Александр, сообщает Арриан, подстрекаемый сообщениями об областях, богатых миррой, нардом, ладаном и корицей, а также тем, что арабы не слали ему послов с изъявлением покорности, задумал покорить Аравию. Неарх методически приступил к исполнению нового задания: один за другим он послал три корабля, которые проходили все дальше вдоль аравийских берегов. Первый корабль дошел до Тилоса, а третий — до входа в Персидский залив у мыса Мусандам.
Хотя Арриан утверждает, что предполагалось с моря обойти всю Аравию, было, очевидно, решено, что уже проведенной разведки достаточно для предстоящей кампании. И тут, за три дня до начала аравийского похода, Александр умер от лихорадки. Ьольше ничего о планах завоевания Аравии не известно, и ничего не известно о Неархе — обстоятельство, породившее в XIX в. бездну романтических догадок. У наделенных богатой фантазией любителей древностей можно прочесть, будто Неарх, выполняя намеченный план, поднял паруса. Не получив приказа возвращаться, он продолжал плавание и завершил его основанием белых поселений в сердце Африки или… учреждением колоний на полинезийских островах в Тихом океане.
Как бы то ни было, благодаря рекогносцировкам Неарха в Персидском заливе мы через Арриана получили вполне достоверное описание нашего аравийского побережья, каким оно было две тысячи с лишним лет назад. Арриан сообщает, что Александру было доложено «о двух островах недалеко от устья Евфрата. Первый — совсем близко, приблизительно в 120 стадиях от берега и от устья реки; он меньший из двух островов и весь покрыт густым лесом; и есть на нем святилище Артемиды, и жители тех мест производят ежедневные богослужения; и там пасутся дикие козы и антилопы, кои почитаются священными, и охотиться на них дозволено лишь тому, кто намерен совершить жертвоприношение Артемиде, и только для этой цели разрешается охота. По словам Аристобула, Александр повелел назвать этот остров Икарос по имени острова Икарос в Эгейском море… Второй остров находился от устья Евфрата на расстоянии одного дня и одной ночи плавания при попутном ветре; назывался он Тилос; остров этот большой, не дикий и не лесистый, а производящий садовые фрукты и всякие иные плоды в надлежащее время года».
Итак, остров, на котором мы находились, получил имя по велению самого Александра, и еще до того, как появился храм, раскапываемый нами, на нем был храм Артемиды. Надо думать, предыдущее святилище на самом деле было посвящено не греческой богине, а какому-то другому божеству, которое эллинцы отождествили со своей Артемидой. Что это было за божество, мы не знаем. Возможно, богиня луны вроде урской Нингал. Не знаем мы также местоположения более раннего храма. Во всяком случае, как показали разрезы Кристиана, под эллинским храмом его не было.
Вообще-то мы догадывались, где расположено древнейшее святилище. Однако искать там мы не могли. Но об этом позже.
Тем временем нас ожидал второй из двух файлакских теллей-близнецов. Пока мы во дворе у домика археологов изучали древнегреческую надпись и за обедом обсуждали ее смысл, руководивший раскопками второго холма Оскар Марсен терпеливо ждал своего часа. Наконец мы повернулись к нему и спросили, каковы новости на его раскопе В ответ он указал рукой на лист бумаги, приколотый на стене над обеденным столом.
По первому впечатлению это был нехитрый самодельный календарь, перечень дат с начала раскопок. Однако против каждой даты стояли цифры—1, 2, 3, иногда 4, а в одном месте обведенная красным кружочком красовалась семерка. Пустых мест было мало. Мы недоумевали.
— Печати, — скромно произнес Оскар.
Мы недоверчиво воззрились на него, производя в уме сложение.
Сама по себе находка печатей на Ф-3, как мы обозначили западный телль Са’ад ва-Са’аида, не была для нас неожиданностью. С того часа, когда двумя годами раньше подобрали на поверхности «барбарские» черепки, мы подозревали, что холм скрывает городище культуры, пользовавшейся печатями. И первые три нашел я сам, заложив на телле шурф в 1958 г.; две из них — типично «барбарские», с кружочком и точкой, третья — новой для нас разновидности, двусторонняя, чечевицеобразная. А когда в прошлом году развернулись настоящие раскопки, сразу выяснилось, что печатей здесь гораздо больше, чем на Бахрейне. Только за год их было найдено тридцать пять; эта цифра более чем вдвое превышала число печатей, собранных к тому времени на всем Бахрейне. Но календарь на стене давал, в свою очередь, куда большую цифру. У меня по первому счету вышло восемьдесят пять — и это тогда, когда позади оставалась еще только половина сезона.