Мы немного перекусили и выпили по чашечке кофе, после чего Тахнун вызвал человека и поручил ему проводить нас до гостевого дворца шейха Зайда. Мы сели в машины и поехали.
Гостевой дворец располагался за крайним на юге оазиса селением Аль-Айн, венчая голый бугор наподобие зиккурата, так что его было видно издалека. Это последняя из крепостей Бурайми, сооруженная в чисто обо-решительных целях. Три этажа, окна только в верхнем этаже, на нижних этажах — узкие бойницы для винтовок. Единственная дверь открывала доступ на крутую узкую лестницу, для обороны которой было достаточно одного человека. Перед входом стоял страж; двое из слуг Зайда встретили нас и отнесли наверх наши постельные принадлежности.
Пока слуги под руководством нашего повара приводили в порядок отведенное нам помещение с толстыми стенами, мы с П. В. поднялись по крепкой деревянной лестнице на плоскую крышу. Отсюда открывался вид на всю южную часть оазиса.
Почти у наших ног простирались сады Аль-Айна. Углубленные в землю, они напоминали нам источники в бахрейнской пустыне, защищенные от песков высокой оградой. Но здешние сады занимали обширную площадь, в общей сложности около двухсот пятидесяти гектаров. Над яркой зеленью овощей и люцерны возвышались разделенные надлежащими промежутками финиковые пальмы, чьи макушки над защитными стенами мы видели, когда подъезжали к оазису. А вот источников здесь не было, эти сады орошались канатами — подземными водоводами, с которыми мы впервые познакомились на Бахрейне. Глядя вниз, можно было проследить направление нескольких водоводов по напоминающим дымовую трубу невысоким сооружениям — колодцам над водоводами. Водоводы брали начало от подземных источников на окружающих возвышенностях, и один из них тянулся прямо под нами. Пока мы смотрели, кто-то из слуг Зайда вышел из крепости с ведром на длинной веревке, чтобы набрать воды нам для умывания.
За садами, дальше к югу, высились горы Джебель-Хафит. От дворца до их подножия было километров семь-восемь, но от северной оконечности массива протянулись в нашу сторону две расходящиеся цепочки крутых скал, и селение Аль-Айн с его садами располагалось в устье разделяющей эти гряды глубокой долины. На севере рельеф был более ровный, за округлыми песчаными холмами вплоть до далеких Маскатских гор простиралась гладкая равнина с редкими деревьями. Темные купы пальм на северо-западе обозначали местоположение других селений — Хамаса и Эль-Бурайми, расположенных уже на территории Маската.
Пока мы изучали пейзаж и пытались определить, какой из песчаных холмов может быть древним теллем, солнце склонилось к барханам на западе, и наш переводчик крикнул, чтобы мы спускались — явился посланец от шейха Зайда. Посланец передал нам приглашение прибыть после вечерней молитвы и окончания дневного поста к шейху на обед.
Через два часа после захода солнца мы сели в машину и в темноте направились к дворцу Зайда. Около притаившегося во мраке селения нам встретилась другая машина, которая ехала в сторону гостевого дворца. Мы остановились, и нас окликнули на датском языке. Это были только что приехавшие из Умм ан-Нара Андерс, Могенс и Рисгорд.
Вообще-то мы ждали их, так как было условлено, что они догонят нас, если смогут договориться с водителем, в чем они вовсе не были уверены, ведь Халифе предстояло ехать без сопровождения другой машины. Его пикап, хотя и достаточно мощный, не имел переднего привода. Притом половину пути они должны были проделать в темноте, потому что могли выехать лишь после того, как закончится рабочий день. Мы ни на миг не забывали, что Бурайми — край света, что здесь до недавнего времени «не ступала нога белого человека», во всяком случае, за последние сто лет до этого оазиса добирались не больше двух европейцев, и мы с должным почтением относились к пустыне — этому Великому Незнакомцу.
Нам следовало знать, что наше почтение не разделяют ни Халифа, ни Садык, ни кто-либо другой из этих «гонцов пустыни», отцы которых водили по пескам верблюжьи караваны во все концы и которые сами осваивают те же пути на своих пикапах и «лендроверах». Не сомневаюсь, что Халифа пришел бы в ужас, предложи ему проехать от Лонг-Бича до Манхэттена, а вот ночное странствие в Пустом Углу Аравии без сопровождения его нисколько не страшило.
Впрочем, пассажирам, сидевшим в открытом кузове, пришлось несладко. Они были все в пыли, полузадохнувшиеся и полуослепшие от песчаных вихрей… Тем не менее они развернули свою машину и последовали за нами во дворец Зайда. Кто-кто, а уж он-то, наверное, привык видеть отмеченных пылью и тяготами странствия гостей.
Зайд встал, приветствуя нас, и вместе с ним поднялись его приближенные. Он показался мне выше ростом и шире в плечах, чем при встрече на Умм ан-Наре. На нем был, как у рядового бедуина, коричневый плащ, простой головной платок. Только висящий в центре пояса кинжал с золотой рукояткой обличал влиятельное лицо, да еще такие признаки, как почтительное отношение к нему со стороны окружающих и его собственная открытая улыбка и оценивающий взгляд. И ведь шейха окружала не какая-нибудь подобострастная свита, это были настоящие воины, исполненные чувства собственного достоинства.
Преобладали молодые стройные парни с открытым взглядом, одни — гладко выбритые, другие — с аккуратной, чуть ли не щегольской бородкой. У большинства в дополнение к кинжалу — патронташи; кое-кто был вооружен грозными самозарядными винтовками с телескопическим прицелом, дуло и казенник защищены от песка кожаными колпаками. Были тут и мужи постарше; белобородый старец с орлиным профилем, стоявший по правую руку от Зайда, оказался отцом Тахнуна, знаменитым Мухамедом бин Халифа. Он учтиво посторонился, и мы сели на подушки рядом с шейхом Зайдом.
С полчаса Зайд расспрашивал нас о ходе раскопок на Умм ан-Наре, о древней истории Аравии вообще. Затем началась трапеза. Вообще-то я неплохо представлял себе, что такое обед у шейхов пустыни; еще десять лет назад, по случаю отправки первого груза нефти из Катара, впервые увидел поставленную прямо на циновку гору риса на металлическом блюде, увенчанную дымящимся жареным барашком. И все же в моей жизни такие пиршества повторялись не настолько часто, чтобы я перестал восхищаться ароматом горячего сухого риса (отправляемого в рот пальцами правой руки) и нежным вкусом отделяемого от костей мяса. А еще я здесь впервые отведал то, что арабы почитают первейшим лакомством, — бараньи мозги. Каждый араб знает особый прием, когда череп барашка вскрывают, пользуясь нижней челюстью, как ключом, но не каждый этим приемом владеет. Мне доводилось наблюдать неудачные попытки. И вот теперь Зайд взял в руки череп и нижнюю челюсть, а затем воткнул ее в определенную точку на черепе и резко повернул. Череп раскрылся, и шейх протянул его сначала П. В., потом мне, чтобы мы вкусили содержимое.
Мы ели с большим аппетитом, а на подносе еще оставалось изрядное количество риса и мяса, когда мы поднялись с подушек, чтобы уступить место сменившим нас телохранителям. Вымыв жирные руки под струей воды из кувшина, который держал слуга, мы вышли-во внутренний двор и расположились на террасе. Почти мгновенно застрекотал кинопроектор, и на побеленной стене замелькали кадры. Мы уже обратили внимание, что дворец Зайда электрифицирован (шейх владел единственным на весь оазис генератором). Позднее мы узнали, что Зайд, собственно, для того и распорядился, не считаясь с великими трудностями, привезти через пустыню генератор в Бурайми, чтобы смотреть фильмы дома. Длиннейший фильм арабского производства являл собой панегирик мифическому арабскому герою Антару, руководившему восстанием против византийских императоров. Было уже около двух часов ночи, когда наступила драматическая развязка — жестокий бой на саблях в императорском дворце в Константинополе. Нас неудержимо клонило в сон, и, когда началась демонстрация второго фильма, мы спасовали и попросили шейха Зайда извинить нас. Объяснили, что завтра утром нам нужно рано вставать, чтобы проверить, какими археологическими памятниками располагает Бурайми. Зайд улыбнулся и сказал, кивая:
— В семь утра приеду за вами.
До семи оставалось менее пяти часов, и по дороге домой мы пришли к заключению, что можно накинуть часа два-три, поскольку большинство арабов аккуратностью не отличаются. Все же вежливости ради мы решили быть наготове в назначенный час и без четверти семь с трудом оторвались-от своих постелей. И хорошо сделали, потому что ровно в семь перед нашим «зиккуратом» появились два джипа. Сам Зайд, бодрый и элегантный, сидел за рулем первого из них. Мы уселись в наши «лендроверы» и поехали следом за шейхом сначала по подступающему к Аль-Айну крутостенному вади[53], затем по ухабистой колее в долине, которая спускается от Джебель-Хафита.