Отправившись на закате осматривать место, где были сделаны находки, мы обнаружили, что оно ничем не отличается от окружающей его однообразной равнины. На поверхности — никаких указаний на то, что кроется под землей. И однако же на дне вырытых зигзагом окопов, на глубине около метра, торчали из земли кости и черепки. Интерпретировать увиденное было непросто. Трудно представить себе менее научную картину, нежели старый раскоп, где четкий абрис размыт выветриванием и осыпавшимся песком и многослойные разрезы прокалены летним солнцем до однородной белизны. Эти окопы вырыли два года назад, и с самого начала никто не заботился о том, чтобы стенки были строго вертикальными. Сколько мы ни орудовали нашими скребками, в затвердевших не хуже цемента стенках не выявлялось ничего похожего на стратиграфию, никаких признаков, позволяющих заключить, что перед нами могилы, вырытые с уровня поверхности, приближающегося к нынешнему. Положительно утверждать не берусь, но предполагаю, что при дальнейшем изучении на этом месте (примерно в двух с половиной километрах к юго-западу от Диббы) будет обнаружено поселение городского или деревенского типа и перекрывающий его метровый слой гравия — след катастрофических наводнений.
Из стенок окопов мы добыли множество черепков, обломки стеатита, кости животных. В основном керамика представлена глубокими мисками с небольшим выступом ниже отогнутого венчика. Примерно в таких же сосудах хоронили жертвенных змей на Бахрейне ассирийского периода, но здесь многие миски были расписаны геометрическими узорами, черной краской по фиолетово-красному фону или красной по желтовато-коричневому. Нередко орнамент помещался на внутренних поверхностях. Стеатитовая посуда была представлена похожими на улей горшками вроде тех стеатитовых и алебастровых сосудов, что так часто встречались нам в слоях эпохи Селевкидов. Листовидный наконечник стрелы из бронзы походил на те, которые мы годом позже находили в нашей «Герре» в Саудовской Аравии. Мы нашли также две пуговицы из раковин; одна из них, шириной пять сантиметров, была украшена ямками в обрамлении двух врезанных кругов.
Такой набор, резко отличный от встречавшегося нам до сих пор, притом на участке, удаленном от всех районов, в каких ранее работали не только мы, но и любые археологи вообще, трудно датировать с уверенностью. Материал был явно доисламский и отличный от культур III тысячелетия до н. э., выявленных нами у Барбара и на Умм ан-Наре. Наконечник стрелы из бронзы указывал на начало I тысячелетия до н. э., а когда мы позже в том году, вернувшись в Данию, обратились к литературе, то нашли описание пуговицы, очень похожей на ту, что откопали под Диббой, но обнаруженную в Ниневии, в слоях ассирийского периода, датируемых примерно 900 г. до н. э. Проводить параллель опасно, ведь от Ниневии до Диббы 1500 километров, а пуговицы из раковин не относятся к числу изделий, четко классифицируемых по орнаменту. В ожидании дальнейших исследований остается лишь постараться извлечь максимум из собранного материала. Однако дальнейшие исследования под Диббой упираются в весьма сложные финансовые и снабженческие проблемы.
Тем временем наши работы на Бахрейне продолжались. Каждый год мы получали средства от правительства, от нефтяной компании и от фонда Карлсберга. Год за годом экспедиция в том же количестве (хотя личный состав менялся сильнее, чем мне бы того хотелось) продолжала выполнять программу с расчетом именно в данном году как-то закруглиться, чтобы сделать передышку и приступить к публикациям.
На смену превратностям начального периода пришла нормальная жизнь. Теперь в состав бахрейнской экспедиции неизменно входило семь человек, один из которых заведовал лагерным хозяйством. После Юниса два года этим занималась Вибеке, но, когда наши дети подросли и пошли в школу, мою жену сменила жена Свечда Бюэ-Мадсена — Лилиан. Шестеро археологов работали звеньями по два человека.
Мы кончили раскапывать Барбарский храм и снова засыпали его песком. Может быть, в интересах публики не стоило этого делать. Но, хотя правительство и шейхи гордились своим храмом, на острове все еще не было учреждения, способного надежно охранять местные древности. Охота за строительным камнем продолжалась с прежним рвением, однако, даже если удалось бы предотвратить вандализм, только эффективная организация ухода за памятниками могла уберечь стены храма от разрушения при естественном выветривании песка.
В итоге мы получили возможность. сосредоточиться на городище, и оставались даже свободные руки для объектов, которые значились в списке «кандидатов».
Одно звено копало район «дворца» в центре Кала’ат аль-Бахрейна, другое шло вдоль городской стены. Третье звено было нашим тактическим резервом, его мы бросали в бой, смотря по обстановке. В 1963 г., когда местные власти, выполняя программу освоения земель, распорядились очистить от гравия макушки нескольких сот курганов, третье звено вскрыло около полусотни обнажившихся погребальных камер и впервые собрало по-настоящему представительную коллекцию типичной для курганов керамики. Конечно, едва ли не в каждом случае нас опередили грабители, не оставив никаких ценностей, если не считать одного звена золотой цепочки. Не было и печатей — странный факт, ведь естественно считать печати сугубо личной собственностью, которой следовало бы, как мы видим это в других странах и других периодах, сопровождать в могилу своего владельца. Это было тем удивительнее, что мы нашли две «ложные печати» — изделия, сходные по величине и форме с печатями, но вырезанные из осевого столбика витой раковины, так что завитки образовали «ложный узор» на аверсе.
Зато почти в каждой камере мы находили осколки двух, трех, четырех керамических сосудов; попадались даже целые сосуды. Широко были представлены красные яйцевидные «барбарские» ребристые сосуды — настолько широко, что мы уверенно датировали курганы «барбарским» периодом. Чаще всего встречались высокие пузатые горшки из красной глины, с бороздчатым горлом, вроде того, который мы нашли в 1954 г. в первой вскрытой нами гробнице. Похоже, эти сосуды предназначались почти исключительно для погребального инвентаря, потому что во всех наших раскопках на Ка-ла’ат аль-Бахрейне и у Барбара нам встретилось в общей сложности не более горсти разрозненных черепков. Среди 100 с лишним сосудов три или четыре (кубки с круглым днищем и расширяющимся горлом), как мы определили по книгам, относились к месопотамскому типу, притом времен Саргона Аккадского и его преемников или более поздних династий Иссина и Ларсы[59], что соответствует 2300–2000 гг. до н. э. — как мы и датировали наш «барбарский» период.
В следующем году П. В. с группой других сотрудников решил вскрыть два огромных «царских кургана» возле селения Али. До сих пор мы не решались замахнуться на этих исполинов высотой до 12 метров. Их было не так уж много, всего около 30, и большинство уже вскрывали; зияющие отверстия туннелей и шахт вели к огромным каменным камерам в центпе. Отчасти здесь потрудились наши предшественники Дюран, Придо и Теодор Бент, но в большинстве случаев раскопы не документированы. Мы не видели смысла в том, чтобы копать «царские курганы», пока нет возможности работать как следует, с соблюдением научной методики, составляя разрезы и планы. Для этого требовалось срыть большую часть кургана — задача на один-два полевых сезона для всего нашего отряда. А где их взять, эти сезоны?
Теперь события вынуждали нас торопиться. Подрядчики не теряли времени, и бульдозеры атаковали с края два из нетронутых, по-видимому, больших курганов, расчищая участки для земледелия. В толще насыпи они наткнулись на мощную кладку трехметровой высоты, которая образовала сплошное кольцо, кроме просвета на западной стороне, где был вход в коридор, ведущий в сердце кургана. Подрядчики не пощадили и эту кладку, ибо тесаный камень стоит денег в отличие от памятников забытых царей Дильмуна. Однако затем даже бульдозерам пришлось остановиться. Потому что за кольцевой стеной возвышался основной массив кургана, а он был способен постоять за себя. Любая попытка копать дальше грозила обвалом песка и гравия на головы атакующих.
59
Эти даты не совсем точны. В широко известной монографии Э. Бикермана («Хронология древнего мира». М., 1975, с. 182) период I династии Иссина отнесен к 2017–1794 гг. до н. э., а династии Ларсы к 2025–1763 гг. до н. э. —