Независимо от национальности, только состоятельному купцу было по средствам сооружать такие мощные прямоугольные дома. Раскопанное нами строение было не единственным. Параллельно ему вдоль северной стороны узкого проулка тянулась наружная стена, другого, по-видимому, такого же здания. Стоя у главного входа в западном конце склада, человек в ту пору видел простирающуюся в обе стороны улицу 12-метровой ширины, а такие широкие улицы найдены только в городах долины Инда — Хараппе и Мохенджо-Даро. Через улицу перед ним поднимались каменные фасады других, не менее внушительных строений. Собственно, они и теперь возвышаются перед нами. Ибо одна из внутренних стен дворца, долго интриговавшая нас необычной толщиной и высоким качеством облицовки, оказалась частью расположенных напротив склада домов того же касситского периода, включенной в более позднее здание.
Мы еще не кончили наносить на нашу карту пакгауз и другие объекты касситов, а уже завершился сезон 1963 г. И настало время подвести очередные итоги.
Мы проработали в поле десять лет. Похоже было, что в Кувейте нам уже не придется копать. Кувейтское правительство теперь располагало вполне дееспособным Управлением древностей, и посетивший Кувейт эксперт из Сирии указал, что в странах Востока не принято, чтобы правительство финансировало иностранную экспедицию. Управление древностей не совсем разделяло его точку зрения, однако вполне логично выразило пожелание до продолжения работ увидеть подробный отчет о наших пятилетних раскопках, лучше всего — в печатной форме. При ограниченности наших ресурсов в Дании на подготовку такого отчета требовался не один год.
В Катаре мы рассчитывали завершить в следующем году разведку стоянок каменного века, после чего не видели особого смысла продолжать там исследования.
На Умм ан-Наре мы вышли на финишную прямую; зато Бурайми по-прежнему манил нас своей недоступностью. Между тем отношение к нам шейха Шахбута, поначалу с таким интересом наблюдавшего за нашими раскопками, переменилось. В его страну хлынул поток нефтедолларов, а заодно и полчища всевозможного рода коммерсантов. Перед ним возникла та же дилемма, что и перед каждым внезапно разбогатевшим шейхом: как отличить строителя от расточителя. Шахбут хорошо понимал, что даже самая честная фирма думает о своей выгоде, и в любом проекте ему виделась корысть. Подозревая подвох в каждом контракте, вероломство в любой сделке, он замкнулся в себе. Даже нефтяные компании, источники его богатства, натолкнулись на растущую подозрительность и непокладистость со стороны шейха. Его недоверие распространилось и на нас. Подобно нефтяным компаниям мы не просили у него денег, зато подобно им что-то вывозили из страны. Исходя из аксиомы, что иностранцы помышляют лишь о том, чем поживиться в его владениях, шейх не сомневался, что мы вывозим нечто очень ценное. Раз или два к нам на Умм ан-Нар неожиданно являлись полицейские офицеры. Они требовали, чтобы мы при них опорожнивали только что найденные горшки, и не скрывали своего удивления, когда в горшках не оказывалось ничего, кроме песка.
Однако факт, что среди наших находок нет никаких явных ценностей, лишь увеличивал подозрительность правителя. То ли мы чрезвычайно ловко укрываем обнаруженное золото, то ли найденные нами предметы облапают значительной рыночной стоимостью, известной только посвященным. Мы протестовали, мы отдали третью часть керамики из погребений, пообещав вернуть все остальное, как только проведем инвентаризацию, — ничто не помогало. Мы твердили, что заняты поиском знаний, исследуем историю его страны. Пять лет назад такое объяснение вылилось в длинную интересную дискуссию; теперь оно было встречено откровенным недоверием. Шейх твердо решил не допускать, чтобы европейцы втирали ему очки. Словом, было похоже, что и в Абу-Даби наши дни сочтены.
На Бахрейне мы сами не первый год старались выйти на такой рубеж, после которого появится возможность сделать передышку. Совсем прекращать раскопки мы не собирались. Дильмун оказался неизвестной ранее цивилизацией, а исследование новых для науки цивилизаций не бросают после десяти лет работы. Ассирия и Вавилония были открыты в 1843 г., и с тех пор не прекращается их исследование, а чем Дильмун хуже? Однако нам требовался год-другой, чтобы провести инвентаризацию материала, осмыслить его и — самое главное — опубликовать наши результаты. Исследователи в сопредельных областях не могли вечно довольствоваться краткими предварительными сообщениями, которые мы ежегодно публиковали.
Но сначала надо было заполнить один серьезный пробел на Бахрейне. Мы слишком мало знали о древнейших периодах городища Кала’ат аль-Бахрейн. Здания первых двух городов — «цепочечного» и «барбарского» периодов (мы теперь начали объединять их, называя Ранним Дильмуном) были обнаружены только в раскопах у северной стены. В других местах наши шурфы почему-то не приносили существенных материалов той поры. Правда, с внутренней стороны западной и южной стен попадались слои с хорошо известной красной ребристой керамикой, но строения отсутствовали.
Как будто люди «барбарского» периода, сооружая оборонительную стену, обнесли ею территорию, намного превосходящую площадь самого города. Только на севере улицы и дома примыкали к городской стене. Даже углубившись в слои под «дворцом» и касситским пакгаузом в середине телля, мы не нашли домов «барбарского» периода, сравнимых с теми, что обнаружили в северных раскопах. А потому мы решили вернуться к северной стене и посвятить два года расчистке обширной площади рядом с прежними раскопами, чтобы получить более полное представление о городе на ранних стадиях его развития. Результат оказался поразительным. Ибо мы наткнулись прямо на городские ворота.
Изометрический план города II у внутренней стороны северной стены, городище Кала’ат аль-Бахрейн. В нижней части чертежа — тупик, в верхней — городские ворота, между ними — караульное помещение, с прилегающим колодцем и лестницей, ведущей на верх стены. Обозначены места находок печати () и разновесов (о). Видно, что они чаще встречались в помещениях по обе стороны от ворот
Намеченный нами участок включал отрезок городской стены протяженностью около 20 метров на восток от того места, где мы впервые вышли на ее северную секцию. Сама стена определяла северную границу раскопа; от нее на 10 метров в южном направлении простиралась исследуемая площадь, которую мы поделили на две части, разгородив их в направлении север — юг земляной стеной двухметровой ширины, чтобы можно было выбирать между двумя разрезами для зарисовки.
Собственно, только на этом отрезке и можно исследовать северную секцию, потому что далее к западу кладку разобрали португальцы, а на востоке стена круто обрывалась, и не одна стена, а и весь телль: уже в недавние времена кто-то выравнивал участок берега, вероятно, для садов.
Напомню, что когда мы шесть лет назад начинали копать в этом месте, то обнаружили окаймленный добротными зданиями тупик, который упирался в городскую стену; в конце тупика был колодец и маленький резервуар. Тогда же мы отметили правильную планировку, резко контрастирующую с извилистыми улицами и беспорядочно разбросанными домами современного этой стройке Ура, зато похожую на прямоугольники Мохенджо-Даро и Хараппы. Нам не терпелось выяснить, покажет ли новый участок соблюдение того же строгого плана в большем масштабе.
В 1964 г. этого не произошло. Элее Русдал и Свенд Бюэ-Мадсен проходили слои, нарушенные чередующимися выемками добытчиков камня, а в шести метрах к югу от стены во всю ширину участка простиралась огромная яма, заполненная практически стерильным песком, что сразу же наполовину сократило раскапываемую площадь. На остающихся шести метрах по всем направлениям залегало крошево из домовых стен и полов. Даже периоды перемешались: остатки строений времен ислама попадались на том же уровне, что развалины домов эпохи Селевкидов. Это не было для нас неожиданностью, так как, по нашим прикидкам, руины городской стены возвышались над грунтом около 2000 лет после того, как она потеряла свое оборонительное значение, пока португальцы менее 500 лет назад не сровняли стену с землей. Обитавшие на этом месте люди поступали с древними укреплениями так же, как в наши дни жители Стамбула со своей старинной городской стеной: пристраивали жилища, выламывая облицовочный камень и бут, а то и вырубали прямо в стене некое подобие пещер.