В итоге было принято компромиссное решение, которому во многом способствовала одна неприметная на первый взгляд археологическая находка. В Эриду при раскопках храма бога Энки археологи обнаружили ритуальное приношение в виде костей морского окуня— вернее, той его разновидности, которая может жить только в солоноватой воде речной дельты, подверженной воздействию морских приливов. Не исключено, что обширная и неглубокая выемка, у которой стоит Эриду, была в древности частью современной сети озер и болот, соединенных, в свою очередь, глубокими протоками с дельтой Евфрата. Ур также стоял, вероятно, на древнем русле Евфрата и являлся речным портом, хотя и имевшим прямую связь с морем[71].
На сегодняшний день у геологов так же нет никаких оснований говорить о серьезных изменениях климата в рассматриваемом регионе за последние несколько тысяч лет[72].
Несколько слов следует сказать и о характере торговых связей с другими странами, которые осуществлял Дильмун (Бахрейн) — важнейший перевалочный центр международной торговли — в эпоху своего расцвета (конец III — начало II тысячелетия до н. э.).
В 70-х годах, уже после выхода в свет своей книги, Дж. Бибби раскопал под стенами португальского форта в Кал’ат аль-Бахрейне (на острове Бахрейн) остатки порта древнего Дильмуна: удобную, облицованную камнем гавань для стоянки кораблей внутри городских стен, причалы, склады, «таможню» и т. д. Часть внешней городской стены, упиравшаяся в море, служила одновременно и молом[73].
Т. Хейердал во время посещения кувейтского острова Файлака в 1979 г. обнаружил среди хранившихся в местном археологическом музее стеатитовых дильмунских печатей несколько экземпляров с изображением серповидных кораблей с мачтами (III тысячелетие до н. э.)[74], а в одном случае на мачте был отчетливо виден и парус, видимо плетеный[75].
О связях Дильмуна с далеким Египтом говорят, например, такие находки с острова Файлака, как изображение египетского жука-скарабея, глиняный египетский сосуд, алебастровые египетские изделия кремового цвета и т. д.[76].
Интересные сведения о характере торговых связей, осуществлявшихся жителями Дильмуна на протяжении III–II тысячелетий до н. э, приводит в своей статье Г. Комороци[77]. Анализируя текст «Гимна о торговле Тильмуна» (вставка в шумерский эпос «Энки и Нин-хурсаг»), этот исследователь приходит к выводу о том, что в начале II тысячелетия до н. э, «с одной стороны, хорошо известные партнеры внешней торговли Двуречья завозят свои товары в Тильмун (те товары, которые всегда были импортными и в самом Двуречье); а с другой стороны, Двуречье (город Ур) и «страна шатров» завозят в Тильмун традиционные экспортные товары страны — хлеб, шерсть, ткани… Все это означает, что гимн о Тильмуне изображает средствами поэзии исключительно важное явление экономического порядка, а именно тот факт, что во время создания текста международным рынком и перевалочным пунктом внешней торговли служил остров Тильмун»[78].
Но в предшествующий период ситуация была несколько иной. По шумерским документам середины и конца III тысячелетия до н. э. получается, что не столько шумерские торговцы отправлялись за границу, сколько иностранцы приезжали в Двуречье. И обмен товарами происходил именно там. «Корабль Тильмуна из (чужой) страны на шее привез лес», — говорится в одном из текстов Ур-Нанше из Лагаша. «Корабли Мелуххи, Магана и Тильмуна встали у причала Аккада», — сообщается в надписи Саргона Аккадского[79].
В шумерской поэме. «Энки и мироздание» также содержится весьма красноречивый отрывок:
«Страны… Маган и Дильмун взирали на меня (Энки),
Суда Дильмуна привозили (?) лес,
Суда Магана нагружены до неба,
Барки «магилум» из Мелуххи
Везут золото и серебро,
Привозят все в Ниппур для Энлиля, царя всех земель»[80].
Из всех упомянутых здесь торговых партнеров Двуречья наиболее туманны сведения о Макане. До сих пор неизвестно даже точное местонахождение этой страны — главной поставщицы меди для древней Месопотамии. Одни, как Дж. Бибби, помещают Макан в Омане, другие — в Северной Африке.
В 60-х годах при раскопках двух курганов близ оазиса Бурайми в Омане были обнаружены два глиняных расписных сосуда, сделанных на гончарном круге и очень похожих на керамические изделия культуры Джемдет-Наср (протописьменный период) в Южной Месопотамии (рубеж IV и III тысячелетии до н. э.)[81]. Таким образом, начало контактов местных жителей с далеким Двуречьем относится к самому раннему этапу развития шумерской цивилизации.
В прилегающих к Бурайми районах (на удалении до 100–120 километров) Омана имеются следы древних медных разработок в Джебель-Мадане и в Джебель-Ахдаре. Хотя точных данных пока еще нет, но эти медные рудники вполне могли функционировать и в III тысячелетии до н. э.[82] Во всяком случае, анализ медных предметов III тысячелетия до н. э. из Южной Месопотамии в целом и из царского некрополя в Уре в частности показал близкий состав их металла (примесь никеля и отсутствие мышьяка) и медной руды, добывав, шейся в Омане[83].
Близ Маската (Оман) есть богатые залежи мыльного камня — стеатита, широко использовавшегося в древней Месопотамии и сопредельных странах для изготовления печатей, сосудов и статуэток[84]. Наконец, хорошо известен факт широкого использования диорита в государствах Шумера и Аккада во второй половине и конце III тысячелетия до н. э. Но в самом Двуречье этого камня никогда не было. Его привозили откуда-то издалека. Как предполагалось, даже из Мелуххи (Индии) через Персидский залив и Индийский океан. Однако теперь твердо установлено, что значительные запасы диорита и близких ему пород камня имеются в Омане-Макане, который был самым тесным образом связан с Месопотамией на протяжении всего Ill тысячелетия до н. э. как один из главных поставщиков заморских товаров и сырья для городов Шумера[85].
Однако в сложной и многовековой картине взаимосвязей жителей Шумера со своими южными соседями, прежде всего с Дильмуном, есть одно совершенно непонятное обстоятельство. Почему, несмотря на вполне реальный и даже прозаический характер этих контактов, шумеры рисуют в своих эпических поэмах и мифах Дильмун как сказочную цветущую землю — «рай» для богов, а не для людей, страну «светлую», не знающую ни болезней, ни смерти? Почему чисто дильмунские божества Энзаг (Инзаг), Мескилах Энзаг, Нпнсикилла, Лаханум часто появляются в шумерских гимнах и преданиях? Почему вообще Бахрейн-Дильмун был окружен в глазах древних обитателей Двуречья каким-то особым священным ореолом? Этот факт вряд ли можно объяснить только большим экономическим значением для Шумера торговли с Дильмуном. К тому же древнейшие торговые контакты обеих стран, отмеченные археологами, относятся только к началу III тысячелетия до н. э. (протописьменный период, или Джемдет-Наср), а истоки мифов и поэм наверняка уходят в гораздо более глубокие исторические эпохи.
Возможно, частичное объяснение этому странному феномену дает сам остров Бахрейн (Дильмун), вернее, его довольно необычная на фоне окружающей пустыни природа: цветущие сады, густые рощи финиковых пальм, обильные источники пресной воды, часто бившие прямо со дна моря. Люди долго не могли понять, откуда берется вода, питающая местные оазисы. Они считали это явление даром богов.
72
83