— Нгидла — я его съел! — пропел сын Мзиликази и вонзил широкое копье между ребрами Бопы.
Он вытащил лезвие, плоть, сопротивляясь, чмокнула, как липкая грязь под ногами путника, бредущего по колено в болоте, и вслед за копьем из сердца врага выплеснулась кровь. Она полилась на щит молодого воина и на кисточки из коровьих хвостов на руках и ногах.
Поэтому-то Ганданг и рассмеялся, когда Робин назвала его «работорговцем».
— Я иду по поручению короля, — повторил он. — А что ты здесь делаешь, белая женщина? — Он очень мало знал об этом странном народе. Когда импи Мзиликази сражались с ними далеко на юге и были оттеснены на север, туда, где располагалась сейчас страна матабеле, он был еще ребенком.
Ганданг встречал их всего раз или два. Они посещали большой крааль его отца в Табас-Индунае — путешественники, торговцы и миссионеры, которым король «даровал путь» и позволил пересечь строго охраняемую границу.
Индуна подозрительно относился к ним и к их нелепым товарам. Не доверял их привычке отбивать куски от камней вдоль дороги, не любил разговоры о белом человеке, жившем на небе и представлявшем серьезного соперника Нкулу-кулу, великому богу матабеле.
Встреть сын Мзиликази эту женщину с ее спутниками в Выжженных землях, он бы без колебаний исполнил приказ и убил их всех.
Однако они находились в десяти днях пути от границы, и его интерес к ним ограничивался простым любопытством; молодому воину не терпелось поскорее вернуться к отцу и доложить ему об успехе экспедиции. Он не станет тратить на них слишком много времени.
— Какое у тебя дело, женщина?
— Я пришла сказать вам, что Великая королева больше не позволяет продавать человеческие существа, как скот, за несколько бусин. Я пришла положить конец этой грязной торговле.
— Это дело для мужчин, — улыбнулся Ганданг. — И кроме того, об этом уже позаботились.
Белая женщина его забавляла. Будь у него время, он с удовольствием поболтал бы с ней.
Ганданг уже собирался уйти из лагеря, как вдруг в щели тростникового настила одного из временных навесов что-то мелькнуло. С быстротой, какую трудно ожидать у такого рослого человека, он нырнул в хижину и вытащил оттуда девушку. Отстранившись на длину вытянутой руки, он всмотрелся в лицо Юбы.
— Ты из нашего народа, ты матабеле, — уверенно сказал он.
Юба опустила голову, ее лицо посерело от ужаса. На миг Робин показалось, что ноги малышки вот-вот подкосятся.
— Говори, — тихо, но повелительно скомандовал Ганданг. — Ты матабеле!
Юба подняла глаза и шепнула так тихо, что Робин едва расслышала.
— Матабеле, — призналась она. — Из рода Занзи.
Воин и девушка внимательно рассматривали друг друга. Юба подняла голову, сероватая бледность исчезла с ее лица.
— Кто твой отец? — наконец спросил Ганданг.
— Я Юба, дочь Тембу Тепе.
— Он мертв, как и все его дети, убит по приказу короля.
Юба покачала головой:
— Мой отец мертв, но его жены и дети угнаны в страну сулумани далеко за морем. Мне одной удалось спастись.
— Бопа! — Ганданг произнес это имя как ругательство. Он на секунду задумался. — Возможно, Бопа послал королю ложный донос, и твой отец был приговорен к смерти незаслуженно.
Юба ничего не ответила, но в наступившей тишине Робин заметила, что в девушке произошла едва уловимая перемена. Она чуть-чуть приподняла голову, перенесла вес тела на одну ногу и выгнула бедро — жест легкий, но соблазнительный.
Она подняла взгляд на высокого индуну. Ее глаза стали больше и мягче, губы слегка раздвинулись, между ними показался розовый кончик языка.
— Кто для тебя эта белая женщина? — спросил Ганданг, и в его голосе появилась еле слышная хрипотца. Он до сих пор держал девушку за запястье, и она не пыталась высвободить руку.
— Она мне как мать, — ответила Юба
Индуна перевел взгляд с ее лица на прелестное юное тело, страусовые перья на голове тихо качнулись, и Юба слегка повела плечами, открывая груди его взгляду.
— Ты с ней по доброй воле? — настаивал Ганданг, и Юба кивнула. — Пусть будет так. — Казалось, воину нелегко отвести от нее взгляд, но он выпустил руку Юбы и повернулся к Робин.
Его улыбка снова стала насмешливой.
— Работорговцы, которых ты ищешь, белая женщина, недалеко отсюда. Ты найдешь их в следующем ущелье на дороге.
Он ушел так же быстро и тихо, как появился, воины плотной черной колонной последовали за ним. Не прошло и нескольких минут, как последние из них исчезли на западе за поворотом извилистой тропы.
Первым из слуг вернулся старый Каранга. Он вошел в лагерь, окруженный колючей изгородью, на тонких ногах, как стеснительный журавль.
— Куда ты делся, когда был мне нужен? — спросила Робин.
— Номуса, я боялся не сдержать гнев при виде этих псов матабеле, — дрожащим голосом оправдывался Каранга, боясь встретиться с ней взглядом.
Через час из леса робко выползли и остальные носильщики. Все с необычайным энтузиазмом рвались продолжать поход в направлении, противоположном тому, куда скрылся импи Иньяти.
Робин нашла работорговцев там, где и предсказывал Ганданг. Они лежали в самой узкой части ущелья, валялись где кучками, где порознь, как листья, сорванные первой осенней бурей. Почти у всех были смертельные раны в горле или груди — признак того, что под конец они сражались, как и подобает матабеле.
Победители вспороли животы убитых, выпуская на волю их дух. Эту последнюю почесть оказывают тем, кто сражается доблестно.
Меж собой дрались грифы, они хлопали крыльями и с хриплыми криками перелетали с трупа на труп, трепали и тормошили мертвые тела так, что их конечности дергались, как у живых. Кругом витали пыль и вырванные в драке перья. От резких звуков закладывало уши.
Среди деревьев и утесов, нависавших над ущельем, сонно скорчились уже насытившиеся птицы. Нахохлившись и согнув крючком голые чешуйчатые шеи, они переваривали содержимое набитых зобов, чтобы вновь приступить к пиршеству.