Зрители наконец притихли и вытянули шеи, ожидая первой крови. Камачо атаковал, и толпа взревела, как публика на корриде, когда на арену выбегает бык. Манго Сент-Джон едва заметно шевельнулся, качнув бедрами так, что нож проскользнул мимо, и снова оказался лицом к противнику.
Португалец нападал еще дважды, и оба раза Манго Сент-Джон без видимых усилий уклонялся от ударов, но каждый раз он чуть-чуть отступал и в конце концов оказался вплотную прижатым к первому ряду зрителей. Они начали расступаться, освобождая американцу место для драки, но Камачо ощутил, что перевес на его стороне: Манго был зажат толпой, как боксер, загнанный в угол ринга. Камачо замахнулся в очередной раз. В этот миг, словно все было подстроено заранее, из толпы высунулась обутая в сапог нога.
Толпа стояла слишком тесно, и никто не понял, чья это нога, но удар сзади по пятке едва не сбил Манго Сент-Джона с ног. Чтобы не растянуться в грязи, капитан сделал выпад, но не успел он восстановить равновесие, как Камачо взмахнул длинным блестящим клинком и нанес удар. Робин завизжала. Манго Сент-Джон увернулся от стального жала, но по переду рубашки, словно роскошное бургундское вино по дамастовой скатерти, расползлось алое пятно. Нож в его руке дрогнул и упал в грязь.
Толпа взревела, португалец азартно рванулся вперед, кинувшись за раненым — так хорошо натасканный пес ловит фазана с перебитым крылом.
Манго пришлось отступить, он упал на землю, зажимая рану и увертываясь от ударов. Камачо рубанул справа, Манго встретил удар обмотанной кушаком левой рукой. Лезвие рассекло вышитую ткань и проникло почти до тела.
Перейра умело гнал его к аукционному помосту. Почувствовав, что поясница прижата к бревнам, американец застыл на месте. Он понял, что попал в ловушку. Камачо ринулся на него, целясь в живот, его губы растянулись, обнажив великолепные белые зубы.
Манго Сент-Джон отразил нож защищенной рукой и схватил нападавшего за запястье. Мужчины стояли грудью к груди, их руки переплелись, как виноградные лозы на шпалерах, они напирали друг на друга, слегка покачиваясь, и от напряжения из раны капитана хлынула кровь. Однако ему удалось медленно развернуть нож Камачо, согнув его руку так, что острие уже смотрело не в живот, а в ночное небо.
Американец переступил с ноги на ногу, подобрался, его лицо потемнело, челюсти сжались, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Запястье Камачо уступило нажиму, и его глаза расширились: острие ножа нацелилось прямо на него.
Теперь он тоже оказался прижатым к краю аукционного помоста и не мог вырваться. Невообразимо медленно, но неотвратимо длинный клинок поворачивался к его груди. Оба не сводили с него глаз. Их руки сцепились, они напрягли все силы, сдерживая друг друга, но острие коснулось груди португальца, и из крохотной ранки выкатилась капелька крови.
На помосте позади Робин Альфонсе Перейра украдкой вытащил из-за пояса пистолет, но не успела она вскрикнуть, как рядом мелькнуло что-то огромное, и над Альфонсе уже возвышался Типпу, прижимая к его виску большой гладкоствольный пистолет. Маленький португалец скосил глаза на Типпу и поспешно засунул оружие за пояс. Робин снова с восторженным ужасом стала смотреть на схватку, развернувшуюся у ее ног.
Лицо Манго Сент-Джона налилось кровью и потемнело, мускулы на плечах и руках под тонкой рубашкой вздулись узлами, все силы его существа сосредоточились на ноже. Он отставил левую ногу назад, уперся ею в аукционный помост и, обретя точку опоры, всей тяжестью обрушился на нож, как матадор, что в последнем броске кидается прямо на рога и убивает быка.
Его противник сопротивлялся еще миг, потом лезвие снова двинулось вперед и медленно, как питон, заглатывающий газель, вошло в грудь португальца.
Рот Камачо раскрылся в последнем отчаянном вопле, пальцы обессиленно разжались. Манго Сент-Джон навалился на нож всем телом, и собственный клинок Перейры на всю длину погрузился ему в грудь с такой силой, что перекрестье рукояти с резким стуком ударилось о ребра.
Манго Сент-Джон разжал руки, и Камачо рухнул в грязь лицом вниз. Сам капитан, чтобы не упасть, ухватился за край помоста. Только сейчас он впервые поднял глаза и посмотрел на Робин.
— Ваш покорный слуга, мэм, — пробормотал он.
Типпу ринулся вперед и успел подхватить его прежде, чем тот упал.
Моряки с «Гурона», все до одного вооруженные, выстроились вокруг них, и Типпу возглавил отряд, освещая фонарем путь по темным закоулкам.
Манго Сент-Джон едва держался на ногах, его поддерживал боцман Натаниэль. Робин кое-как перевязала рану полоской льняной материи, оторванной от чьей-то рубашки, а из остатков соорудила перевязь для правой руки Манго.
Они прошли через мангровую рощу и вышли на берег реки, вдоль которой были построены загоны. Посреди речного устья стоял изящный клипер, его голые мачты и реи темным силуэтом вырисовывались на звездном небе.
На палубе горели фонари и дежурили вахтенные. Типпу окликнул их, и тотчас же от борта клипера отчалил вельбот и быстро направился к берегу.
Манго взобрался на корабль без посторонней помощи и со вздохом облегчения рухнул на свою койку в кормовой каюте, койку, которую так хорошо помнила Робин.
— Они забрали мой саквояж с медицинскими принадлежностями, — сказала она, вымыв руки в фарфоровом тазу, стоявшем у изголовья койки.
— Типпу, — Манго взглянул на помощника, тот коротко кивнул безволосой, покрытой шрамами головой и исчез из каюты.
Манго и Робин остались наедине, и, впервые осматривая рану при ярком свете фонаря, она старалась держаться отстраненно, с профессиональным безразличием.
Рана была узкой, но глубокой. Она начиналась прямо под ключицей и уходила внутрь в сторону плеча.