— Да ведь пан был у меня вчера по поводу этой собачки.
— Лазумеется, помню! — захлебываясь от восторга, заявил пан Повальский. Лицо его прояснилось, и он снова обрел дар речи. — Я был вчела у этого пана по поводу этой собачки.
Еще более посуровев лицом, полицейский обратил недоверчивый взгляд на Толуся Поэта.
— А пан кто такой, хотелось бы знать?
— Работаю в области кинологии, — не моргнув глазом, ответил Толусь Поэт, поглаживая рыжеватую бородку.
— Где?
— Занимаюсь продажей породистых собачек, если можно так выразиться. Как раз сейчас мы с этим паном обговаривали маленькую сделку.
— Обожаю собак! — горячо заверил пан Повальский. — Хочу купить этого класавца бульдога. А вчела вечелом я как лаз был у этого пана, чтобы солиентиловаться… какую выблать полоду.
На этот раз пришлось удивляться полицейскому, не ожидавшему такого поворота дела. Его беспокойный взгляд перебегал с Повальского на Толуся Поэта и обратно.
— В таком случае, — смягчился немного сержант, — пусть пан объяснит, каким образом исчез этот зонт.
— Дологой пан! — Повальский театрально развел руками. — И вплавду стланно, что вы задаете мне такие воплосы. Я плиехал сюда как тулист, и мне тлудно понять подобные ошибки.
Полицейский смутился.
— Какое-то странное дело, — озабоченно проговорил он.
— Невелоятно стланное, — с жаром подтвердил Повальский.
Толусь Поэт с довольным видом пощипывал рыжую бородку.
— Эта пани, — заметил он, — засунула куда-то зонт, и теперь ей кажется, что он пропал. Я советовал бы пану проверить…
— Действительно, — вяло усмехнулся полицейский, — какая-то странная пожилая женщина… А пока я приношу вам свои извинения, — обратился он уже к Повальскому. — Здесь придется провести более тщательную проверку.
— Пустяки, — покровительственно бросил Повальский. — Случаются лазные ошибки. Не стоит волноваться по этому поводу.
— Разумеется, это пустяки… — вздохнул с облегчением полицейский, — такой старый зонт.
Он козырнул и вышел из комнаты.
Кубусь Детектив был явно обеспокоен. Взглянув на часы, он с тревогой обратился к Гипце:
— Целый час прошел, а Толусь Поэт до сих пор не вернулся. Что там могло случиться? Мне это не нравится.
— Мне это тоже не нравится, — согласилась Гипця и предложила: — Пошли домой!
Но они остались стоять за телефонной будкой, наблюдая с напряженным вниманием за входом в отель. Подступали сумерки. Над подъездом зажглись громадные неоновые буквы, а перед ним усиливалось оживленное движение. Люди входили в отель, выходили из него, суетились у входа, как пчелы возле улья. К подъезду то и дело подкатывали роскошные автомобили. Швейцар в голубой ливрее, расшитой золотым галуном, отворял дверцы "Фордов", "Мерседесов", "Бьюиков" и помогал высаживаться элегантным пассажирам… Огромный красный автобус, остановившийся перед отелем, выбросил из своего чрева полсотни уставших путешественников и нескончаемую лавину чемоданов, сумок, несессеров…
Было жарко, душно, и в глазах юных детективов рябило от этой беспрерывной круговерти.
— Может, его пристукнули? — шепнула сбитая с толку Гипця.
— Толуся Поэта? — засомневался Кубусь. — Такого специалиста трудно пристукнуть. Думаю, здесь что-то иное.
— Возможно, — вздохнула Гипця. — Должно быть, он все еще ищет зонт. Во всяком случае, я устала и не хочу больше ждать.
— Ты никогда не станешь хорошим детективом, — упрекнул ее Кубусь. — Если требует дело, нужно уметь ждать. — В его голосе звучала глубокая убежденность в своей правоте, хотя сам он шатался от усталости.
— Ох! — Гипця вздохнула еще громче. — Это становится скучным. Мы здесь стоим и стоим, а Толусь Поэт декламирует, наверное, свои стихи.
— План был на все сто, а ты пищишь и пищишь.
— А что, нельзя?
— Если хочешь быть детективом, то нельзя.
— А мне наплевать! — вспыхнула Гипця.
Они бы, наверно, поссорились, если бы Кубусь не заметил вдруг в дверях отеля мордочку Кайтека.
— Идет, — произнес он сдавленным шепотом, но тут голова у него пошла кругом, ибо вслед за Кайтеком в дверях появился высоченный Толусь Поэт, а за ним показались черные усики.
— Драпаем! — вскричал Кубусь. — Не хочу встречаться с этим гангстером.
Гипце не требовалось повторять дважды, ее словно ветром сдуло. Ей тоже не хотелось объясняться с грозным преступником. Они неслись очертя голову и задержались лишь у троллейбусной остановки на улице Прекрасная.
— Что все это значит? — отдышавшись и поостыв, спросил Кубусь.
— Что-то очень странное, — подтвердила Гипця. —
Толусь Поэт вместе с этим типом! Этого я не ожидала. Он обманул нас!
— Это еще не доказано.
— Тогда почему он вышел вместе с ним?
— Может, был вынужден?
— Мы же с ним договорились, что будем его ждать.
— В таких ситуациях невозможно все предвидеть заранее, — успокаивал ее Кубусь, хотя у самого на душе кошки скребли.
Они вошли в подъехавший троллейбус.
Глава XXIII
ВСЕ ИЩУТ, А ЛЕНИВЕЦ НАХОДИТ
На лужайке у новых домов мальчишки играли в футбол. Десятка полтора подростков неистово горланили, подбадривая воплями атакующих, когда на тротуаре около дома появились уставшие и разочарованные Кубусь и Гипця. Направляясь к "Гранд-отелю", они надеялись вернуться назад с зонтом, но с горечью убедились, что Толусь Поэт скорее всего надул их, вступив в сговор с Усиком. Позади остался целый день напряженной слежки — день, насыщенный приключениями и опасностями, потребовавший отдачи стольких сил… И все это теперь пошло насмарку. Сидя в троллейбусе, они не обмолвились ни словом. Более того, они даже сторонились друг друга, как будто каждый из них в чем-то винил другого.
Подойдя к воротам, где толпилось больше всего болельщиков, Кубусь увидел Ленивца. Тот, лежа на траве и подперев голову рукой, со скучающим видом присматривался к борьбе на футбольном поле.
— Чао! — приветствовал его Кубусь. — Почему не играешь?
— Объелся дикой черешней и думаю… — Ленивец протяжно зевнул.
— О чем думаешь? — спросила Гипця.
— Да так себе… думаю, что теперь заболит живот.
— Так зачем ел? — Гипця весело хихикнула.
— Да так…
Кубусь пожал плечами.
— Растяпа ты, вот и все!
Ленивец скривил губы, зевнул и повернулся на другой бок.
— Да так себе… думаю, ты и сам растяпа.
— Так о себе и думай, — проговорил Кубусь и, собравшись уходить, на прощание вскинул кверху ладонь.
Ленивец задержал его вялым движением руки.
— Ты где был? — лениво протянул он.
— А что?
— Есть кое-что для тебя.
— Так припрячь это у себя!
— Уже припрятал.
Кубусь с интересом взглянул на Ленивца.
— Что припрятал?
— В водосточной трубе, — пробормотал Ленивец.
— Но что именно?
— Черный зонт…
— Черный зонт! — дружно вскрикнули Кубусь и Гипця. И сразу Ленивец стал для них самой важной в мире персоной. Взбудораженные, с покрасневшими от волнения лицами, они подскочили к нему и закидали вопросами:
— Что за черный зонт? Отвечай! Где ты его нашел? Ленивец загадочно усмехнулся.
— Тише, а то забуду. Ты ведь говорил мне про черный зонт и вообще, чтобы я поглядывал.
— Говорил, и что из этого?
— Ничего. Только вчера вечером я пошел подзаправиться дикой черешней.
— Куда?
— В сад пани Баумановой.
— И что? И что?
Ленивец продолжал говорить тем же равнодушно-спокойным тоном:
— И страшно объелся, как и сегодня. Говорю вам, не черешня, а мед!
— Очень нужна мне твоя черешня! — горячился Кубусь. — Говори про зонт!
— Ну, а когда налопался, почувствовал себя плохо и прилег в кустах под стенкой…
— Ленивец, я сейчас тебе врежу! — не выдержал Кубусь.
— И не знаю, как все случилось, но сверху упал зонт.
— Откуда сверху?
— Кажется, из окна.
— Знаю! — обрадованно вскричала Гипця, хлопая в ладоши. — Теперь наконец все ясно! Это Усик выбросил зонт в окно!