Разумеется, его дела могли скорее иметь отношение к тем тайным структурам, которые измеряют свой успех как раз числом историй, оставшихся неизвестными. Морли об этом знал. Знал, что никогда не узнает, а значит, попусту тратит время.
А еще он знал, что все эти пересылки, возможно, вообще ни с чем не связаны: не верил, но знал, что так вполне может быть.
Наверняка его задания важны. Он давно уже решил, что в них-то как раз и есть смысл. Это решение сразу изменило его отношение к поручениям, превратило его страх, доходивший порой до паранойи, в нечто похожее на гордость.
И дело было не в том, что ему до смерти надоели пустые бульоны, вода и белое вино, не поэтому он забросил свой эксперимент с прозрачными товарами: чем дальше, тем сильнее им овладевала тревога — вдруг у него и правда получится, вдруг он уже пропускает послания, а ведь этого нельзя делать, ведь от того, как он выполняет доверенные ему задания, зависит что-то важное.
Он никогда не верил, что вложения могут быть везде, что их получают и другие, только молчат. Нет, по каким-то неясным ему причинам в качестве посредника выбрали именно его. А тем, кто вступает с ним в контакт, нужна анонимность, уверенность, что за ними не следят. Отсюда и все их ухищрения, поэтому они и доверились ему, первому встречному.
Хотя нет, не первому встречному. Морли был уверен, что за ним следят, наблюдают с самого детства — только этим можно объяснить, почему выбрали именно его. Ведь они должны были убедиться, что он им подходит, что он их не подведет, что любопытство не побудит его вскрыть маленький контейнер и его содержимое не очутится в чужих руках, его руках.
Несколько дней спустя в хлебе он обнаружил еще одну серую палочку.
СПРЯТАТЬ ВОЗЛЕ урны У ВОСТОЧНОГО ВЫХОДА СЕНТ-ДЖЕЙМССКОГО ПАРКА, было написано на ней снова. KMC. СВС. Морли был в ужасе. Никогда раньше он не получал повторных инструкций. И захлопал глазами, ощутив ее корректирующий тон. К счастью, на этот раз он не поцарапал вложение.
«Та была с меткой от ножа, другие две — со следами моих зубов, еще одну я уронил, и от нее откололся кусочек. Но ведь они должны понимать, что рискуют, — думал он, в который уже раз перебирая аргументы, которые находил в спорах с самим собой. — Пусть не кладут их туда, где их можно повредить. Хотя, может быть, дело вовсе не в этом». Но его воображение услужливо продолжало рисовать картины, в которых некто, получив первое округлое вложение и заметив на нем дефект, отбрасывал его, не вскрывая, сомневаясь в том, что его содержимому можно верить. Шифр, ключ к тайному коду, который был внутри, использованию больше не подлежал, и кто знает, какая битва была проиграна из-за этого.
Он быстро исполнил то, что от него требовалось, но пробужденная вновь тревога породила другие. Теперь, глядя по телевизору новости и гадая, в каких именно подвигах или трагедиях он сыграл свою крохотную роль, Морли чувствовал, как в нем впервые за долгое время поднимает голову страх: а что, если в сообщениях, которые он пропустил за то время, пока прятался от новых инструкций, содержались принципиальные звенья некоего далеко идущего плана? Что, если уже поздно и где-то в глубинах свалки на полигоне городских отходов лежит брошенная некогда в мусорное ведро рукой ничего не подозревающего потребителя коробочка с инструкциями, предназначенными ему, Морли, с ключом ко всему, что пришло позже, обессмысливая его теперешнюю покорность?
Всю свою жизнь в качестве случайного доставщика сообщений, которые попадали к нему с молоком, овощами, компакт-дисками, обнаруживались в тайниках, вырезанных в страницах купленных им книг, и даже выжимались из тюбиков с зубной пастой, Морли часто задумывался о том, кто такие его невидимые патроны, но ему никогда не приходило в голову интересоваться содержанием самих посланий. Почему-то он с самого начала решил, что передает инструкции или сообщения, которые нельзя доверить телефонным проводам или имейлам, вот они и закатаны в защитную оболочку. Но даже от него не укрылось, что та тонкая твердая штучка в шоколадке формой и размером больше всего напоминала пулю.
Он думал об этом, глядя по телевизору репортаж о заказном убийстве в одной из бывших советских республик, где пулей снайпера был застрелен силач-президент. Убитый был здоровяком, каких мало, так что невольно закрадывалась мысль, а человек ли он? Чтобы прикончить такого, наверняка понадобилось особое оружие. Морли пытался вникнуть в тамошнюю политику и никак не мог решить, хороший то был президент или плохой, а это навело его на мысль, что пуля, которую он передал (если, конечно, это была пуля), не могла быть использована в его убийстве, поскольку оно было совершено способом отнюдь не героическим. Хотя, конечно, не ему об этом судить: может быть, убийство и зло, но то добро, которое станет его результатом, вполне может сделать его злом необходимым.