А вот здесь уже напрягайся - не напрягайся, ничем ты эту штуку не защитишь, Данзас от боли согнулся, на секунду даже забыв, как его зовут.
- Вот закон, - негромко сказал красавчик-брюнет и вслед своим словам, снизу достал Генриха коленом в подбородок.
Данзас отпрянул назад и повис на руках у коллег брюнета, слабый и никому не нужный, жалкий и даже собой не любимый.
- Настоящий закон, дерьмо... - полукровка и 'дерьмо' произнес без эмоций, не обижая, но квалифицируя. Так ведь недолго и вмятину на красивом гусарском лице заработать. Спокойно, Данзас! Позже. Когда будет возможность. А пока остаться живым, и по возможности невредимым. Это сейчас самое главное. - Читай, дерьмо!
Брюнет ухмыльнулся, достал из кармана тонкой летней куртки красную книжечку, развернул ее, поднес к глазам Данзаса, заключил: - Читай.
- Майор полиции Бероев Арнольд Илмарович, состоит на службе в главном управлении внутренних дел, - с трудом шевеля губами, прочитал Генрих в удостоверении.
- Вот так-то, парень. И ваши сепаратистские душонки тряслись и будут трястись при виде настоящих хозяев этой земли. Понял?
- Значит, все-таки полиция, - хмыкнул Данзас.
- А ты ждал кого-то другого? - насторожился Бероев.
- Да, - хмыкнул Генрих, слизнув кровь с верхней губы, - пострашнее.
- Кого же? - не отставал Бероев.
- А если подумать, - сказал Данзас с вызовом, - то я ждал, конечно, лорда Байрона. Он обещал забежать сегодня, да видно не забежит уже, - и Генрих вздохнул горестно.
- Не зли меня, сука, - спокойно сказал Бероев, глядя в рот Данзасу. - Или я убью тебя!
- За последние дни, - парировал Генрих. - как меня только не убивали...
После этих слов Данзас снова получил точный и быстрый удар в лицо и отключился, теперь уже надолго.
Глава 5
Первым конвоировали Семена. Быстро, ловко, надежно. Пара минут -и он скрылся в чреве райотдела. А вот с Данзасом было сложнее.
До райотдела нужно было пройти метров пятьдесят и проходившие прохожие невольно бросали взгляды на наручники на руках Данзаса, а потом переводили глаза на его самого и внимательно смотрели ему в лицо, и думали, наверное, неужели такой видный и такой симпатичный мужчина может быть преступником. Что же он совершил, любопытно? Зарезал жену, застав ее с любовником? Ограбил банк? Застрелил ненавистного врага? Отомстил за поруганную честь любовницы, сестры, брата, невесты, жениха, матери, дочери? Любовника? В глазах женщин Генрих читал одобрение, возбуждение, интерес. В глазах мужчин - зависть и уважение. Нет, не уважение - страх. Зависть и страх. Данзасу казалось, что и женщины, и мужчины разглядывали его с ног до головы. Как будто в нынешнее военное время не каждый день водят по городу таких красавцев в наручниках, мать их!
Генриха провели мимо дежурки, наполненной равнодушными полицейскими в фуражках, о чем-то сонно болтающими, и что-то вяло жующими, мимо пахнущего дерьмом и хлоркой туалета, мимо скучных и угрюмых заержанных, и наконец его подвели к лестнице, ведшей на второй этаж. На втором этаже они прошли мимо окна, выходившего на малолюдную, укрытую широкими кронами деревьев и какую-то грустную улицу, мимо четырех немолодых мужчин и женщин, сидевших на стульях возле стены, мимо кабинета, из-за двери которого доносились какие-то стоны и вскрики, и остановились наконец, после всего пройденного и увиденного, возле кабинета, расположенного в самом конце коридора. Один из сопровождавших Генриха парней пнул его коленом в промежность, согнул Данзаса, добавив еще кулаком поддых, и втолкнул его в дверь кабинета. Голова Генриха с грохотом ударила по двери и открыла ее. В кабинете стоял стол. За столом сидел немолодой седоволосый, толстоплечий и толстощекий мужик. А рядом с ним стоял Бероев. Мужик курил, медленно и печально. Кроме еще двух стульев, поставленных рядом со столом, больше никакой другой мебели в этом очень просторном квадратном кабинете не было. Портретов на стенах, и сейфов, и настольной лампы, и пишущей машинки, и графина с водой - этого тоже ничего не было. Бероевские ребята посадили Генриха на стул перед столом и ушли, крепкие и молчаливые.
- Ну, и что дальше? - Генрих выпрямился и спросил негромко.
- Заткнись, мать твою, - зашевелил тяжелыми губами толстоплечий, - я подполковник Дьяков. Не слыхал, наверное? - хрипло и четко проговорил этот самый толстоплечий подполковник Дьяков. - Я таких, как ты, не раз колол, мать твою! И тебя расколю, мать твою! Я про тебя, п...р е...й, все знаю, на х...! Все, с начала и до конца! И тебя, козла обоссанного, опознали. И, даю слово, я тебя пристрелю, если ты, сука, не расскажешь мне все, повторяю, все, на х...! - Он повернулся к Бероеву. - В...би-ка ему по кишкам!...'