— Ты имеешь в виду кокаин?
— Да нет же, — рассердилась я. — Это же «Кока-кола»!
— Ну и что?
— Ашер, ты порою бываешь невообразимо туп. Для того, чтобы прочитать на правой стороне слово «Кока», нужно чтобы это слово было написано на иврите. По-английски я бы прочитала вторую половину слова — «-Кола». А так как ивритский логотип стилизован под английский, то я сразу не поняла, что читаю на иврите — мне же все равно, на каком языке читать. Теперь понятно, что Трофимчук врет, когда говорит, что никогда не был в Израиле?
— Не понятно, — упорствовал Ашер, исполняя роль адвоката дьявола. — Он мог купить эту сумку вместе с сандалиями в «Кенвело».
— А вот и нет! В Израиле пару месяцев назад во время рекламной кампании «Кока-кола» раздавала разные вещи с логотипом на иврите — в продажу они не поступают, только в обмен на крышечки. У меня дочка сумочку для дисков выиграла, а хотела велосипед.
— А почему не получилось?
— Для того, чтобы набрать крышечек на велосипед, надо купить этой колы столько, чтобы заполнить небольшой бассейн. Так что лучше сумка для дисков — здоровее будет.
Ашер помолчал, сраженный моими доводами, потом поднялся с каменного парапета, на котором сидел.
— Пошли в магазин, спросим.
Мы пересекли Вацлавскую площадь и вошли в магазин «Кенвело».
— Скажите, — спросила я продавщицу, — вы торгуете только израильскими вещами?
— Да, — кивнула она, — самого высшего качества.
— Я бы хотела купить дорожную сумку.
— Прямо и направо.
— Благодарю вас.
В отделе кожгалантереи выбор сумок был небольшим, и все в черно-коричневой гамме. Иногда попадались синие и зеленые пластмассовые чемоданы, но мы искали другое.
— Мне нужна красная дорожная сумка с надписью «Кока-кола» на иврите.
Девушка подняла брови:
— Извините, пани, у нас нет таких сумок. Может, вас устроит что-либо другое?
— И никогда не было?
— По крайней мене за последние два года, что я здесь работаю, не было.
— Спасибо, а где у вас обувной отдел?
— Этажом выше.
В обувном отделе нам предложили сандалии фирм «Нимрод», «Голан» и «Кефель плюс», но «Гали» среди них не было. Ашер спросил, может быть, в Чехии есть еще магазины, торгующие израильскими сандалиями, но его уверили, что в «Кенвело» самый большой выбор и прямые поставки от производителя. Ну, а если нет, так нет нигде.
На улице мой спутник попробовал бы еще раз засомневаться, но я заявила:
— Ашер, ты хочешь обратно домой?
— Да, — кивнул он. — Надо будет сообщить братьям Карни, чтобы занялись телом. Время не ждет.
— Тогда пошли к подполковнику Шуселке — он занимается этим делом.
В полиции первое, что сделали, — взяли Ашера под стражу. Еле-еле я его отвоевала и попросила отвести нас обоих к подполковнику. Нам было, что ему сообщить.
Шуселка выслушал нас внимательно, посмотрел на фото синего ногтя и сказал:
— Прошу вас, панове, остаться здесь до особого разрешения.
Нас препроводили в отдельную комнату, предложили кофе и печенье, и мы стали ждать неизвестно чего. Уже каждым из нас было выпито по литру кофе, рассказана биография от самых юных лет, Ашер выкурил в окно пачку сигарет, пока, наконец, меня одну позвали к подполковнику.
В его кабинете, закованные в наручники, сидели в ряд шестеро парней, примерно одинакового возраста. По краям стояли два полицейских.
— Вы приглашены на опознание, пани Вишневскова, — сказал мне подполковник. — Скажите, узнаете ли вы кого-либо из присутствующих здесь?
Я невольно бросила взгляд на их ноги — нет, все молодые люди были в ботинках.
— Вот этого человека я видела на заседании общества потомков бен-Бецалеля, на прогулке, где убили Карни Маркс, израильтянку, а потом — в номере гостиницы «На золотом кресте». Его зовут Василий Трофимчук.
Тот с ненавистью взглянул на меня и прошептал «бат-зона» — на иврите «сукина дочь», что выглядело совершенно глупым, так как более, чем сандалии «Гали» и сумка «Кока-кола» выдавало его связь с израильской ментальностью.
— Спасибо, пани Вишневскова, — поблагодарил меня подполковник Шуселка. — Все, кроме задержанного, могут быть свободны.
Подставные гуськом вышли за дверь, откуда послышался мелодичный звук расстегиваемых наручников. Потоптавшись у двери, я напомнила подполковнику об Ашере.
— Да-да, конечно, — кивнул он. — Вы с вашим спутником свободны и можете лететь обратно к себе. Документы я подпишу.
Трофимчук поднялся со стула. Конвоиры схватили его за локти.
— Я хочу сделать заявление, — хрипло произнес он.