Аль-Андалус распался на лоскутное одеяло соперничающих городов-государств, и христианские короли по ту сторону Пиренеев увидели свой шанс.
Христианское возрождение в Испании стало делом долгим и полным распрей, и бесконечные резни и интриги его миниатюрных королевств способны нагнать скуку. По давней племенной традиции каждый правитель завещал после своей смерти разделить земли между сыновьями, а сыновья соответственно пускались в оргии братоубийственных склок [46]. Маятник войны раскачивался из стороны в сторону, и соперничающие монархи заключали альянсы с мусульманскими рейдерами так же часто, как и с собратьями по вере. Тем не менее они понемногу продвигались на юг, на земли ослабленных городов-государств, и внезапно перед ними замаячила поразительная возможность перевернуть историю.
На стыке тысячелетий Западная Европа наконец начала сбрасывать с себя запятнанное кровью одеяло темных веков. Викинги начали оседать и обращаться в христианство. Из западных частей старой империи Карла Великого поднималась Франция, а земли к востоку понемногу прибирала к рукам Священная Римская империя, предшественница Германии. Римско-католическая церковь оправилась от своего бесславного бессилия и вновь начала мечтать об увеличении паствы. Свой шанс она увидела в Испании.
В 1064 году папство высказалось в поддержку войны против мусульман аль-Андалуса – первой христианской войны, которая откровенно определялась верой. С того момента испанцы выступали под знаменем папства, которое, возможно, защищало их, но не вполне объединяло. В бой они шли с непробиваемой гарантией наместника Христа на земле: массовой индульгенцией для всех погибших, которая освобождала их от наказания за грехи и твердо обещала немедленное принятие в рай.
Война вскоре получила собственное название – Реконкиста, то есть «Отвоевание»: отчасти оно позволяло отмахнуться от того неудобного факта, что значительная часть полуострова гораздо дольше была мусульманской, чем христианской. Шквал бессистемных сражений, которые велись ради личной славы и территориальной экспансии, преобразился в войну за религиозное освобождение [47] и мог похвастаться собственным святым покровителем в лице апостола Иакова. Святой Иаков – по-испански Сант-Яго – был обезглавлен в Иерусалиме через несколько лет после распятия Христа, но некий отшельник, ведомый звездой, чудесным образом выкопал его кости на одном поле в Испании [48]. В этой невероятной «жизни после смерти» апостол Иисуса преобразился в «Сантьяго Матамороса» («Святой Иаков Мавробойца»), где «моро» происходило от латинского обозначения берберов и стало общим ярлыком, который иберийские христиане навешивали на всех мусульман, будь то бербер или араб. «Мавробойца» подарил свое имя ордену Сантьяго, одному из многих военизированных монашеских братств, возникших на волне войны с исламом, а сам орден взял себе волнующий девиз: «Да покраснеет меч от арабской крови». С тех пор апостол регулярно показывался в разгар битв, облаченный в сияющие доспехи, и верхом на белом коне призывал своих последователей пронзить этим самым мечом неверных.
Но даже тогда христиане Испании не понимали толком, кому именно подчиняться. Это была эпоха Эль Сида Кампеадора, увенчавшего себя славой героя Испании невзирая на то, что подвизался платным наемником как у мусульман, так и у христиан [49]. В 1085 году коварный и амбициозный король Кастилии и Леона Альфонсо Храбрый, время от времени нанимавший Эль Сида, посулами получил контроль над городом-крепостью Толедо, и Толедо занял место разрушенной Кордовы как столицы культуры. В синагоге, спроектированной архитекторами-мусульманами [50], христиане, мусульмане и иудеи этого города бок о бок отправляли свои ритуалы. В толедской школе переводчиков мусульмане и иудеи совместно переводили с арабского на латынь тексты по медицине, науке и философии. Путешественники пересекали Пиренеи, знакомя с исламской культурой и ученостью остальную Европу, и преобразили ее интеллектуальную жизнь, равно как и ее декоративное искусство, рецепты, моды и песни [51]. На закате конвивенсии испанцы стали хозяевами современного, по нынешним меркам, мира.
46
Одного короля, Санчо Леонского, столкнула со скалы собственная сестра, чтобы расчистить дорогу другому их брату (и, возможно, любовнику) Альфонсо Храброму, будущему покорителю Толедо.
47
В конце XI века двадцатисемилетний король Арагона и Наварры объявил, что посвятил свои завоевания «восстановлению и распространению церкви Христа ради уничтожения язычников, врагов Христа… дабы королевство… могло быть освобождено ради чести и служения Христу; и чтобы, когда все люди сего неправедного вероисповедания будут изгнаны и оно очистится от нечистот их дьявольского заблуждения, достопочтенная церковь Иисуса Христа вскармливалась бы в нем вечно». O’Callaghan, Reconquest and Crusade, Нужно ли говорить, что короли времен Реконкисты жаждали земель и добычи, но в эпоху, когда жизнь определялась верой, слишком просто было принять подобные заявления за пустое позерство, оппортунизм в рясе.
48
Позднее считалось, что это поле – Campus stellae, или «Поле звезды», – дало свое имя Саньтяго-де-Компостела, городу, выросшему вокруг предполагаемой гробницы. В 997 году Альманзор сжег Сантьяго и увез колокола его церквей, чтобы переплавить на лампы для кордовской Мескиты; его поступок привел главным образом к тому, что клич «Сантьяго» стал лозунгом Реконкисты, а сам город – местом международного паломничества. Когда Реконкиста достигла Кордовы, лампы вернулись домой.
49
Настоящим именем паладина было Родриго Диас; «Эль Сид» – испанская версия арабского титула «аль-саид», или «господин», которым наделили полководца его мусульманские войска.
50
В конечном итоге синагога была взята штурмом толпой христиан и превращена в церковь Санта-Мария-ла-Бланка. Водоворот соперничества городов-государств и взаимовлияния культур, возникший в результате распада аль-Андалуса, сравнивали с итальянским Ренессансом. См.: Maria Rosa Menocal. The Ornament of the World: How Muslims, Jews, and Christians Created a Culture of Tolerance in Medieval Spain (Boston: Little, Brown, 2002), 40–41, 144.
51
Среди самых влиятельных в культурном плане фигур аль-Андалуса был певец из Багдада Зириаб, который стал законодателем мод и манер исламской Испании и привез с собой на запад репертуар, состоявший из десяти тысяч песен о любви, утрате и тоске. Когда арабские песни пересекли Пиренеи, не в последнюю очередь вместе с захваченными в плен квийянами – или девушками-певицами, – то достигли ушей французских трубадуров, оказали значительное влияние на европейские музыку и литературу и, возможно, вдохновили концепцию куртуазной любви. Fletcher. Moorish Spain, 43–45; Menocal. The Ornament of the World, 123.
Зириаб скончался в 857 году; влияние аль-Андалуса могло отчасти сказываться в Европе, однако произведения французских трубадуров появились лишь после Второго крестового похода, а концепция куртуазной любви начала формулироваться в «Трактате о любви» (1186) Андрея Капеллана, то есть за три века до падения аль-Андалуса. –