При всех их различиях противопоставило друг другу христианство и ислам как раз их сходство. В отличие от прочих крупных религий каждая из них притязала на эксклюзивное владение высшим божественным откровением. В отличие от большинства обе они были религиями миссионерскими, стремившимися донести свою весть до неверующих, на которых навешивали ярлык язычников или неверных. Как вселенские религии и географические соседки они были естественными соперницами. На западе это соперничество сдерживалось горсткой просвещенных правителей, неповоротливостью протяженной исламской империи и кровавой обращенностью во внутрь себя Европы. Но последний отблеск терпимости быстро угасал, исламский мир расщеплялся на более острые осколки, а Европа наконец всколыхнулась.
Папа призвал к оружию воинов западного христианства. Десятки тысяч христианских солдат двинулись на юг по Испании [57], одержимые мстительным и фанатичным порывом изгнать ислам из Европы.
На западной оконечности мира священная война была провозглашена одновременно по обе стороны все расширяющейся пропасти. Не случайно, что потомки борцов за свободу Пиренейского полуострова переплывут океаны, чтобы завоевать дальние страны во имя Христа. Война с исламом была у них в крови: на ней зиждилось само существование их государств.
Когда битва за Запад достигла своей кульминации, воодушевленные европейцы обратили свои взоры на Восток. Ответный удар по исламу, начавшийся в Испании, переносился на сам Иерусалим и теперь получил имя, под знаком которого пройдут последующие столетия: крестовые походы.
Глава 2
Святая земля
Под палящим зноем лета 1099 года тысячи обожженных солнцем христианских солдат прошли всю Европу, переправились в Азию и стеклись к Иерусалиму. Проливая слезы радости, распевая молитвы и усматривая видения в небесах, они, пригибаясь под дождем ядер из мусульманских катапульт, подвели деревянные осадные башни к высоким белым стенам святого города. Разрушив укрепления, они прорубали себе дорогу по отмеченным шрамами времени улицам, пока, казалось, не закровоточили сами камни. Едва покончив с резней, пошатываясь под грузом награбленного, они собрались в церкви Гроба Господня и молились у гробницы Христа. Через 461 год после того, как стал мусульманским, Иерусалим снова был в руках христиан.
Всплеск европейского религиозного рвения, давший начало Первому крестовому походу, зародился четырьмя годами ранее, в лесистых горах Центральной Франции. Там холодным ноябрьским утром 13 архиепископов, 90 аббатов, 225 епископов и бряцающая оружием процессия сеньоров и рыцарей собрались послушать торжественное воззвание папы римского. В церковь все не поместились, и собравшиеся перебрались на соседнее поле, чтобы услышать громкий призыв к оружию, который обрушит на Восток столетия священной войны.
Папа Урбан II [58], в миру Одо Шатильонский, происходил из рыцарской семьи в Шампаньи. На великий замысел его вдохновила иберийская Реконкиста, а действовать подтолкнула настоятельная просьба из Константинополя.
Шесть столетий спустя после падения Рима Константинополь все еще считал Западную Европу имперской провинцией под временной оккупацией варваров и наотрез отказывался признать папу римского верховным главой христианства. Каких-то сорок лет назад легаты папы все еще обивали пороги под головокружительным куполом кафедрального собора Константинополя Святой Софии и в приступе раздражения отлучили от церкви патриарха [59], что раз и навсегда разделило восточное православие и римско-католическую церковь. Просить помощи у Рима было мучительно, но у Константинополя не оставалось иного выбора.
С его площадями и улицами, украшенными греческими и римскими скульптурами, с его ипподромом, обрамленным позолоченными статуями всадников, и рядами, способными вместить сотню тысяч человек, с церквями, сияющими золотом мозаик, и мастерскими, заполненными утонченными иконами и шелками, Константинополь знал только одного соперника за титул самого великолепного метрополиса известного мира. Этот соперник был построен Аббасидами, арабским кланом, изгнавшим халифов династии Омейядов [60] с их престола в Дамаске и нанесшим завершающий удар, пригласив восемьдесят свергнутых кузенов на пир: после обеда принцев зарезали, затем столы накрыли вновь и новые правители пировали под стоны умирающих. В VIII веке Аббасиды бросили враждебный Дамаск ради места на реке Тигр, там, где она ближе всего подходит к Евфрату, и в двадцати милях от громоздящихся руин древней персидской столицы Ктесифона. Новая столица была оптимистично наречена Мадина-аc-Салам, или «Город мира», и позднее была переименована в Багдад, или «Божий дар».
57
Поворотная битва при Лас Навас де Толоса произошла в 1212 году на равнине у восточного подножия Сьерра-Морена, горной гряды, которая разделяет Андалусию и Ламанчу. По сообщениям ряда современников, вся испанская армия попала в ловушку на плато, и от катастрофы ее спас только некий пастух, показавший крутую тропу, которая спускалась к мусульманскому лагерю. Как водится, позднее открылось, что в обличье пастуха испанцам явился не кто иной, как давно покойный святой.
58
По иронии судьбы папа, вдохновивший огромные армии в поход на Восток, сам не мог попасть в Рим: там угнездился его соперник, посаженный на папский престол императором Священной Римской империи Генрихом IV, увязшим в печально известной борьбе с предшественником Урбана папой Григорием VII из-за того, кто над кем владеет верховной властью. Многие годы Урбан изгнанником блуждал по Италии, полагаясь на милостыню и погрязнув в долгах; в тех немногих случаях, когда ему удавалось попасть в Рим, ему приходилось запираться на острове Тибр во дворце кого-нибудь из соратников, а его сторонники вели нескончаемые битвы с войсками так называемого антипапы. В 1095 году положение Урбана все еще было шатким, и костяк крестоносной армии составляли воины с его родины на севере Франции.
59
Патриарх не остался в долгу и отлучил от церкви легатов. Невзирая на сомнения в легитимности этих постановлений, связи православной и римско-католической церквей, и без того непрочные, наконец порвались и больше никогда не восстановятся.
60
Аббасиды разбили Омейядов в 750 году, а в 762 году перенесли их столицу в Багдад. Среди немногих уцелевших на кровавом пиру был юный принц Абд ар-Рахман, которому удалось скрываться от посланных за ним убийц всю дорогу до Испании, где он восстановил Омейядов как правящую династию аль-Андалуса.