Это было странное кладбище. Я по пути заметил — на табличках не было женских имён. Значит, военное. Для солдат клана. Должно быть, это было своего рода честью…
— Я… — тихо начал я, но остановился и кашлянул.
Голос вдруг сел. Продолжать говорить не получалось. Но Сарыч понял, о чем я. По взгляду сразу ясно — действительно понял.
— Выпить хочешь? — мягко спросил Сарыч. — Я тут припрятал немного. Хотя ты, наверно, непьющий.
Я не ответил.
Сарыч встал, подошёл к шкафам, отпер один из ящиков. Достал темную стеклянную бутылку, задумался, держа ее в руках.
— Вот дерьмо, а бокалов-то нет.
Сарыч поднял руку, набрал на клавиатуре наруча чей-то номер. Ответил голос неизвестной мне женщины.
— Малышка кошка там, у вас? — торопливо спросил Сарыч.
Но “малышки кошки” там не оказалось. Женщина пообещала, что сама доставит бокалы, и Сарыч сбросил звонок.
— И где эту малявку опять носит… никогда не бывает там, куда я ее посылаю.
— Она очень красивая, — заметил я зачем-то.
— Кто?
— Да это я так, к слову.
— Эй, не засматривайся! Ребра переломаю.
Ну как же он надоел. Как будто поговорить больше не о чем, кроме как пугать меня.
— Да ну тебя, — негромко буркнул себе под нос.
Глупая у меня привычка — говорить то, что думаю. Если бы я получше умел сдерживаться, жилось бы легче. Ещё лучше было бы научиться легко врать. Вот сейчас, к примеру, никакого смысла говорить, тем более так. В плену у клана Серых я вел себя поумнее. Молчал, пока не спросят, и отвечал кратко и по делу. А тут…
И всё-таки я знал, что ничего мне не сделают. Не сейчас. Не здесь.
Нэйвин на мои слова рассмеялся. Достал из шкафа штопор, открыл бутылку.
— Трофей? — спросил я.
Сарыч покосился на меня, ухмыльнулся.
— Я уже сомневаюсь, что в самом деле хочу тебя угостить. Если ты трезвым такой болтливый… а, ладно, заткнуть тебя всегда успею.
Короткая трель возвестила, что кто-то стоит под дверью. Нэйвин нажал на кнопку, и в открывшемся проходе показалась женщина лет тридцати пяти — на вид. Волосы очень коротко острижены, по-мужски, одета в какое-то бесформенное и мятое, но чистое платье, а в руках — поднос и два бокала.
— На стол, — кратко велел Сарыч.
Женщина тоже его не приветствовала. Мельком взглянула на меня, но не ответила на моё “здравствуйте”. Торопливо поставила всё, что принесла, повернулась к Сарычу.
— Разлить? — спросила она.
— Я сам, иди.
Женщина кивнула и спешно удалилась. Несколько секунд спустя Сарыч уже протягивал мне наполненный бокал.
— Спасибо, — сказал я. — Знаешь, вообще вино не наливают до краёв. Только на треть. И…
Я замолк на мгновение, потянул запах вина, чуть пригубил.
— У тебя там холодильник в шкафу, что ли? — удивился я.
Сарыч хмыкнул. Сел на кровать, чуть покачивая бокал. Себе он налил ненамного меньше.
— Вкусно, — заметил я.
Сарыч не ответил. Свой бокал он осушил залпом, и не думая оценить вкус.
— Наверно, нужен был тост, — задумчиво заметил он, глядя на донышко. Потом посмотрел на меня и посоветовал: — Пей давай.
— Зачем?
Он немного помолчал, но затем произнес:
— Я тебе, наверно, слишком сильно врезал. Болит что-нибудь?
— Нет, — в этот раз соврал я. — Не особо.
— Так нет или не особо? Противоречивые варианты, если подумать.
— Ну… не особо.
Сарыч снова наполнил свой бокал и снова разом всё выпил. Я не торопился следовать его примеру. Мне нравится вкус хорошего вина, но всё же приятнее чувствовать себя трезвым. Не люблю напиваться. Пусть даже для того, чтобы загасить боль.
А Сарыч, похоже, увлекся. Бутылка очень скоро кончилась, и он достал и откупорил следующую.
— Объясни мне, — опустошив очередной бокал, спросил Сарыч, — почему ты ещё жив? Как дожил до сегодняшнего дня? Сколько тебе там лет?
— Двадцать два.
— Охренеть. Как ты дожил?
— В смысле?..
— Таких, как ты, обычно убивают ещё в детстве.
Я улыбнулся. Если Сарыч думал обидеть меня этой фразой, то ему не удалось. Мне слишком часто это говорят. Я и сам удивляюсь, если честно. Сколько раз меня избивали до полусмерти, скоро раз я смотрел прямо в дуло направленного на меня пистолета, сколько попадал под суд в разных концах мира… пару раз даже в лесу без воды и еды умудрялся заблудиться — и выходил. Живым. И даже вполне здоровым. Всё это нелогично, глупо и, если подумать, крайне несправедливо. Мне всегда везло. Больше, чем тем, кто этого заслуживал.