Набережная замерла, надеясь на чудо, но чуда не случилось.
Адам не понял, сколько простоял в ступоре, потрясенный обыденностью только что случившейся смерти. Из оцепенения его выводит мягкое теребление за локоть. Это Олечка.
- Адам. У нас флейты исчезли и фоно в классе развалилось, - говорит она печально, - просто одни деревяшки с клавишами остались. И больше ни фига... Сергея Львовича скорая увезла. Адам, я боюсь сойти с ума, - она повисает на адамовом локте, лбом утыкается в его плечо. - Адам, что это? Ты можешь объяснить?
Адам вздыхает. - Нет. Пока нет. Знаешь, давай развеемся. Сегодня Жорик устраивает в ДК офицеров типа шоу. Начало в семь. Может, сходим? Да и Жорик бабок мне должен. Поинтересуюсь заодно...
- Шоу? Жорик? - отвечает девушка с сомнением, - Представляю какое там шоу. И вообще, для меня это что-то инопланетное сейчас.
- У тебя есть предложение получше?
Олечка, подумав, смиренно отвечает. - Нет.
Сверху опять сыпятся камни.
На набережную, визжа резиной, въезжает черная «Волга». Из нее выходят трое. Один из них - тот самый толстяк, с моржовьими усами и пробором. Он цепко выделяет из толпы знакомую фигуру Адама, и идет к осыпающемуся в двух местах скальному обрыву, откуда, ясное дело, уже что-то торчит.
6
Узкий коридор Дворца культуры офицеров, с дверями гримерных по бокам, забит разряженной молодежью.
Жорика Адам находит у входа на сцену. Угрожающе растопырив руки, тот что-то доказывает девице в купальнике.
Адам с Олечкой пробивается к нему.
Лицо Жорика красное от гнева. - Я тебя последний раз спрашиваю: «бюз» снимешь?
Девица, глядя в пол, отрицательно качает головой.
Жорик вертит по сторонам пунцовым лицом, призывая в свидетели гудящую толпу, и опять нависает. - Ты что, не понимаешь? Люди деньги заплатили!
- Не сниму, - упрямится девица, не поднимая глаз. Кажется, она готова разреветься.
- Ну ты ду-ура! А зачем соглашалась раздеваться?
Девушка пускает слезу. - Я боюсь!
Чего боишься!? - кричит Жорик.
Жора! - кричат из другого конца коридора и, расталкивая толпу, к нему прорывается длинноносый с красными глазками.
Жорик, чего мозг сушишь! Хоть одну сиську кто-нибудь покажет? Уже башли назад требуют!.. Адам, привет!..
Из зала доносится подтверждающий крик. - Козлы! Секс давай!
Ну! - скрипит зубами носатый.
Хрен с ними! Кто будет залупаться, деньги ворачивай!
Носатый сжимает губы в узкую ниточку. - Ну, Жорик! Чтобы я когда-нибудь с тобой еще раз связался!.. - он мерит девушку уничтожающим взглядом. - Понабрали тут мокрощелок!
Ну, ты же сам видишь, - Что с нее, дуры, взять! - разводит руками Жорик и застывает в таком положении, глядя куда-то вбок.
Жорик, ты че привидение увидел? Контрамарок дай! - кричит кто-то знакомый из толпы.
Жорик трясет головой, отгоняя морок. - Да клинит меня сегодня по-черному. Буд-то все это уже было. Уже который раз. Бэмс: приехали! Я здесь был. И Слона так же клинит. И еще кто-то говорил... Короче, вечером нажраться надо...
Зал, с монументальной многоярусной люстрой под лепным потолком, под завязку забит пьяной от дарованных свобод молодежью. На полутемной сцене блестят лаком и металлом барабаны. Гитары, прислоненые к черным колонкам, ждут быстрых пальцев вышедших из подполья рокеров.
Адам с Олечкой протискиваются в угол зала и останавливаются там, почти зажатые потной толпой. Кто-то кричит: стриптиз давай! В ответ поддерживающе свистят.
На сцену выходит Жорик, исполняющий еще и роль ведущего.
- Уважаемые зрители! - говорит в микрофон их пунцовый визави и нагло улыбается. - Произошла небольшая техническая накладка. Вместо объявленного номера сейчас выступает...
Его голос тонет в свисте и криках: секс давай!.. где бабы голые!..
Жорик переминается у микрофонной стойки, раскорячив свои руки, и продолжает также нагло улыбаться. Наконец он ловит окно относительной тишины и выкрикивает, вскинув свои клешни. - А сейчас встречайте! На сцену выходит группа «Плацкарт»!..
В зале опять крики, свист, и непонятно: что это - хула или одобрение? На сцену выбегают длинноволосые ребята пофигистского вида и с подведенными глазами, хватают инструменты и без предупреждения начинают долбить в публику тяжелыми акустическими волнами. Зал подчиняется, машет головами, притопывает и прихлопыват. Голые нимфы на время забыты.
Вторая композиция - медленная. Вокалист, прикрыв глаза, поет о дрянном мире, в котором не отышешь ни любви, ни понимания. Неожиданно музыкальный строй группы синхронно ползет вниз. Вначале кажется, что это глиссандо задумано специально, но вокалист, потерявший тональность, останавливается и недоуменно оглядываются. Гитаристы перестают играть и, застыв, глядят на свои мутирующие инструменты. В абсолютной тишине слышится мультяшный звон обрывающихся струн. В зале раздается робкий свист, никем, впрочем, не поддержанный. Барабанные стойки с тарелками оплывают как эскимо, гитары с потекшими струнами обрываются из рук музыкантов, валятся на пол, подымая коричневую пыль. Под барабанщиком проседает вертящийся стул и, махнув руками с палочками, он пятится назад, пытаясь удержать равновесие. По залу проносится шелест голосов: люстра!...тра! ...тра!..