Многоярусный монстр под потолком начинает оплывать и капать, трос, на котором держится сие сооружение, стремительно расплетаться. В наступившей гипнотической тишине раздается одинокий женский вопль, и, как по сигналу, зал вскакивает с мест и начинается невообразимая паника, оправленная в такую же невообразимую какофонию криков, визгов и мата. Люстра срывается с потолка и... осыпается ливнем сверкающих стекляшек в облаке коричневой пыли.
Вреда упавшая люстра никому не причиняет, если не считать синяков и шишек, но на градус паники это уже не влияет. Обезумевшие люди, ничего не видя, по головам и телам, ломая и переворачивая ряды кресел, устремляется к выходам из зала. Олечка тоже поддается коллективному безумию и, визжа, кидается в толпу. Адам хватает ее сзади и оттаскивает в спасительный угол, подальше от неуправляемого толповорота. Девушка вырывается, она пинается и царапается. Адам кричит, пытаясь достучаться: Оля! Оля! - но вокруг стоит такой ор, что не слышно собственного голоса.
Ему все таки удается сломить буйствующую девушку и, скукожившись в позе младенцев, они замирают в углу.
Только когда гвалт ощутимо стихает, они решают подняться.
От увиденного Олечка вскрикивает, утыкается в грудь Адама и до боли впивается в него ногтями. - Мамочка! Это сон! Это сон! Это сон!.. - истерично бормочет она, все больнее впиваясь в адамовы бока.
Это не сон, не сон, не сон! Адам стоически терпит, обозревая кошмарную картину. Зал похож на берег реки в период ледохода. Только ледяные торосы следует заменить на кресла и человеческие тела. В зале висит непрерывный стон. Оборванные окровавленные люди - кто сидит, кто лежит - тянут руки, выкрикивают бессвязные фразы. Некоторые неподвижны и молчат.
Он тащит уткнувшуюся в него и бормочущую девушку к ближайшей двери, обходя, перешагивая, перелезая через стонущие завалы тел и кресел.
7
Адам и Олечка сидят на ступенях ДК офицеров, постелив пиджак на холодный бетон. Девушка приткнулась к адамову плечу.
Придворцовый сквер, тронутый поздними сумерками, полон расхристанного народа. Люди сидят, а частью и лежат, на лавочках, на еще зеленых газонах. Центральный вход сторожат несколько машин скорой помощи. Сквер оцеплен. Ни зайти, ни выйти.
- Третий раз я сталкиваюсь с этим фигурантом. Это наводит на размышления, - раздается сверху мужской голос. Адам с Олечкой, как по команде, поднимают головы.
Автор фразы - уже знакомый гэбэшник с усами.
- Вы это нам? - спрашивает Адам.
- Тебе, тебе! - тыкает усатый, - Документы покажи.
- На кой они мне, документы. Они дома, документы.
- На кой говоришь тебе документы. Интересное отношение к документам. А что еще тебе «на кой» в этой стране?
- Ну, я не таком смысле, - начинает оправдываться Адам, - я в смысле...
- В смысле смысла, одним словом, - обрывает его страж государственной безопасности. - Поднимайся и пошли за мной. И девицу не забудь прихватить.
Не оглядываясь, усатый идет к узорчатым металлическим воротам. Адам с Олечкой послушно плетутся за ним в сопровождении двух молчаливых гэбистов в ширпотребовских пиджаках.
Пройдя сквозь почтительно расступившееся ментовское оцепление, они оказываются на заднем сиденье черной Волги, утрамбованные с боков «пиджаками». Усатый садится рядом с водителем и поворачиваетcя к ним.
- Ну что, Адамов Николай Васильевич, двадцати пяти лет, владелец видеосалона на Островского, 32, известный под кличкой «Адам»... - он делает паузу, - ... в узких кругах местных наркоманов, - он с усмешкой разглядывает Адама. - Сразу будете признаваться или будем разговаривать. Же-естко разговаривать.
- В чем признаваться? - ответствует похолодевший Адам.
- А то ты не знаешь.
- Я не понимаю.
- Не понимаешь, говоришь? Каждому есть в чем признаваться. Невиновных нет. Вот сейчас поедем к тебе в квартиру и чего-нибудь найдем. Большой кусок гашиша, к примеру. А? Как думаешь, найдем или нет? Угадай, ну? - весело издевается усатый.