Что такое! - возмущаются встречающие. - Что уже встретить нельзя! - Да, это не ваш рейс! Отойдите. Ваш позже. Это вон, видите - встречают. - Милиционер-офицер со шрамом на подбородке кивает на начальственный люд, потянувшийся, кто к дверям аэровокзала, а кто - сюда, к воротам. - Ваш - позже. Так что отойдите. Не мешайте работать.
Раздосадованная Лиля, идет назад к насиженной лавочке, краем глаза наблюдая как серебристый «Ту-154», ревя двигателями, делает дугу для захода на посадку.
Внезапно рев пропадает. Это так неожиданно, что всякое движение на площади, изжив неизбежную инерцию, останавливается. Лиля замирает и наблюдает, как самолет от крыльев к фюзеляжу окутывается в бурый туман, как потом из этого тумана разнородным роем что-то летит вниз и издает звук, похожий на писк сотни комаров. Рой скрывается за дальними деревьями и писк обрывается. Бурый туман рассеивается и через несколько минут небо, где только что был самолет с сотней человеческих душ, становится девственно чистым.
На площади - мертвая тишина. Люди недоуменно переглядываются, отказываясь верить в то, что только что увидели. Лиля пытается понять природу комариного писка, пока до нее не доходит - это в ужасе вопила сотня летящих к своей смерти людей. Она представляет лес, где сейчас лежит этот, уже мертвый, человеческий рой и ей становится дурно. Она на непослушных ногах добирается до лавочки и осторожно опускается на нее. ... Как сквозь вату она слышит трубный рев пожарных машин и сирены «скорых», выезжающих друг за другом из ворот. Она отстраненно наблюдает как десятки растерянных людей в погонах и без, бегут из дверей аэровокзала к своим машинам и срываются вслед за пожарными и медиками, будто там что-то можно потушить или кого-то оживить. Рядом с ней на скамейку опускается какой-то военный, он беспрерывно, будто экспандер, сжимает-разжимает свой галстук. Лиля раздраженно глядит на эти телодвижения, пока не выдерживает и не кричит: - Да прекратите, вы, наконец!
- Что «прекратите»? - спрашивает военный.
- Галстук свой оставьте в покое!
- А. Это у меня после Афгана. Безотчетно бывает, когда волнуюсь.
- Ах, вы взволнованы! Идите вы к черту со своим безотчетным волнением!
- Извините, вы что взъярились? У меня там генерал летел. Я его встречал. Стол в части уже накрыли. Баньку приготовили...
- Девочек тоже приготовили?
- Каких девочек! Вы вообще, чего такое несете! Тут можно сказать, трагедия только что случилась. Дикая, непонятная трагедия. Спецрейс из Москвы погиб. Да вы не представляете, какие там головы летели! - военный качает головой и шепчет. - Какие головы!
- Так вы объясните, что за спецрейс. Что за головы. А то генерал. Баня. Девочки.
- Про девочек это вы сказали.
- Ну, извините. Я, наверное, газет перечитала. Так что за спецрейс?
- Извините, - сухо отвечает военный, - это служебная информация. Я и так тут наболтал уже.
- Да идите вы!.. - Лиля лезет в сумочку за сигаретами и закуривает, демонстративно отвернувшись от военного.
Тот встает и потерянно удаляется в сторону своего «уазика».
В справочной аэровокзала испуганная блондинка в голубой форме отвечает, что до выяснения причин происшествия аэропорт закрыт, и что московский рейс будет посажен в аэропорту Н-ска, и оттуда людей, если кто пожелает, отправят на поезде.
Выйдя на крыльцо аэровокзала, Лиля изумляется: лавочка, на которой они препиралась с военным, стоит на боку, поднятая в такое положение огромным комлем земли, вырванным упавшим тополем. Другой конец тополя лежит на раздавленном всмятку «уазике» , том самом, куда пять минут назад сел контуженный офицер.
13
...Утром Олечка просыпается от дальнего звона будильника. Не открывая глаз, она слушает как Лиля, позвякивая посудой, завтракает, как потом хлопает дверь и наступает тишина. Она тихо, чтобы не разбудить Адама, выбирается из постели. Идет в зал и негромко зовет. - Ли-ля! Вы здесь! Ли-иля!
Никто, понятно, не откликается. Она выходит на веранду, выглядывает из дверей. На улице тихо, часов семь, наверное. Олечка закрывает дверь на крючок и возвращается в дом.
Адам спит, смешно открыв рот. Олечка снимает трусики и голая забирается под одеяло. Тесно прижавшись к любовнику, запускает ладонь в трусы и нежно сжимает горячий член. Адам глубоко вздыхает. Олечка утыкается в его загорелую грудь с ручейком волос посередине и с замиранием ощущает в своей ладони восхитительное чудо: отвердевающее шевеление мужской плоти. Она любит этот процесс, любит сам по себе, но если это происходит с мужчиной, который тебе нравится, это вовсе чудесно. Жаль, что в ее жизни так было не всегда. Или - не жаль? За это подруги иногда называют ее шлюхой. Что, конечно же, неправда. Она просто любит вот это чудо жизни, которое увеличивается в ее руках. Любит, когда это чудо входит в нее. И еще она умеет нравиться мужчинам в постели, за что подруги иногда называют ее развратницей и бесстыдницей, а она - соблазнительницей.